Комиссар кивнул, но не удостоил меня ответом. Мои возражения видимо не произвели на него никакого впечатления.
Ночь в сырой камере, на металлической койке без матраца я не забуду никогда.
Меня мучили видения, не имеющие отношения к преступлению в доме барона. Как будто со дна души поднялся ил, отложившийся там за многие годы. Ожили старые страхи и навязчивые представления.
Я явственно слышал голос моей матери. Она звала меня: «Генри, о, Генри, иди ко мне».
И я, шестилетний мальчик, голый и босой, шел в ее комнату.
В этой комнате не было мебели, посереди ее на табуретке сидела моя мама.
Она обнажена, я хорошо вижу волосы на ее лобке. Мать не смотрит на меня. Ее сомнамбулический взгляд обращен вглубь ее самой.
— Подойди ко мне, Генри.
Я подхожу к ней, хотя мне жутко и неприятно, хочется убежать.
— Дай мне твою левую руку.
Я даю ей руку и она крепко сжимает ее свой правой рукой. И тянет меня к себе. Раскрывает бедра и сует мою руку себе во влагалище.
— Иди ко мне, Генри. Там никто не обидит тебя. Иди в меня.
Вслед за рукой я весь… непонятно как… попадаю во влагалище матери, похожее на живой готический свод. Розовый, пульсирующий.
И вот… я уже не во влагалище, а в пещере. В той, в Скале дьявола. Я выхожу из пещеры и натыкаюсь на Алана. В руке у него револьвер, он целится мне в лоб. Кузен Ипполит яростно кричит «три»! Пуля медленно вылетает из дула кольта. И ввертывается мне в лоб как шуруп. Я падаю на красную сухую землю долины с трилитами и дольменами.
Утром, после скудного тюремного завтрака меня освободили. Очаровательно!
Комиссар Леперье зашел ко мне в камеру, покивал головой, кисло улыбнулся и сказал несколько коротких фраз: «Извините, я кажется, ошибся. Вы свободны. Вы оказались неплохим пророком. Это подозрительно, но не наказуемо. Прошу вас, однако, не покидать наш регион в течение двух недель. Возможно, мне потребуется ваш совет или помощь. Больше пока ничего сообщить не могу. Вы все узнаете из газет».
Оказывается, прошедшей ночью случилось еще одно массовое убийство. На сей раз — в спиритическом салоне госпожи Лидии Клех.
Уборщица пришла как обычно в салон убираться в восемь часов утра. Открыла двери своим ключом и обнаружила в зале для сеансов семь мертвецов, сидящих вокруг овального стола. С оторванными головами на коленях.
Мертва была и хозяйка салона, Лидия, и ее помощница, госпожа Марта, и медиум — простая французская девушка-швея, и еще четыре дамы высшего света, любительницы столоверчения, эктоплазмы и разговоров с умершими.
Агнессы среди них не было. Но один стул, на котором сидела восьмая участница сеанса, был пуст. Кем была эта восьмая — не покладая рук разбиралась полиция. Забегая вперед, замечу, что так и не разобралась. Внутренний голос сразу шепнул мне — это была Агнесса. И все эти «оторванные головы» имеют какое-то отношение не только к ней, но и к тетушке Агате, с которой Агнесса, не знаю как, вошла в контакт, лежа в гробу на ее костях. Дурацкая гипотеза! Но ничего другого мне в голову не приходило, как я ни морщил лоб.
Принял дома ванну с розовыми лепестками. Какое блаженство!
Позвонил Ипполиту. Подошел Мартин и сказал мне, что мой кузен поехал жаловаться герцогу на произвол французской полиции. Ему якобы нахамили и украли его дорогой перстень, подарок князя Станислава. Известие это меня развеселило, отвлекло от мыслей об оторванных головах. Я представил себе как прожжённая лиса герцог успокаивает «улана» Ипполита и теребит его за бакенбарды.
Поехал к родителям, чтобы рассказать им про свои приключения.
После пяти минут разговора о моих делах заметил, что интерес их заметно уменьшился, а потом и совсем сошел на нет. Отец задремал, а мать взяла в руки какой-то женский журнал и тихонько листала его.
Мои родители кажется уже окуклились в своем старческом эгоизме. Письмо неизвестного доброжелателя с непристойными фотографиями моей невесты пробило неделю назад в этом коконе дырку. Но рана уже затянулась. И даже шрама после себя не оставила.
После обильного скучного обеда (ненавижу вареную рыбу с лимонным соусом), я привел мать за руку в библиотеку и попросил ее показать мне фамильную летопись ее семьи. Надеялся, что узнаю что-то особенное о тетушке Агате.
Мама не сразу поняла, что я от нее хочу, а потом, по своему обыкновению, начала юлить:
— Ах, я не знаю, где лежат эти противные старые книги. Вероятно, они пошли на растопку камина в ту холодную военную зиму. Я видела их последний раз лет сорок назад. Еще была жива бабушка Шарлотта. Она не любила вспоминать старшую ее почти на четверть века сестру. Говорила, что Агата «продала душу дьяволу». Я конечно не верю во все эти глупости. Тетушка Агата умерла когда я еще не родилась… говорили, от туберкулеза. Посмотри, вон на той полке, да, наверху… Может быть, что-нибудь и найдешь. А я посижу на террасе, там так легко дышится. И розы в этом году так дружно цветут. Эти, новые, баккара.
Долго листал толстые пожелтевшие листы семейной хроники.