Наша первая неделя в Аризоне тянется мучительно долго. Я погружаюсь в премудрости местного судопроизводства; я вброд перехожу глубокую реку обвинительных улик. Окружающее пробуждает в Делии все новые воспоминания – обрывки былой жизни, от которых у нее на глазах выступают слезы. Набравшись храбрости, она еще пару раз навещает отца и подолгу гуляет с Софи и Гретой.
Однажды утром я просыпаюсь и вижу, что трейлер Рутэнн горит. Дым клубится над крышей густым серым облаком. Я врываюсь внутрь и зову свою дочь, которая проводит там больше времени, чем с нами. Но внутри, как ни странно, огня нет. Там не видно даже дыма. И Софи и Рутэнн там тоже нет.
Я выбегаю на задний двор. Рутэнн сидит на пне, Софи – у ее ног. Плюмаж серого дыма, который я заметил перед домом, поднимается от небольшого костра: два куска шлакобетона, а сверху – тонкий плоский камень. Капля воды на раскаленном камне шипит и приплясывает. Не глядя на меня, Рутэнн берет полную миску какого-то голубого месива и черпает оттуда полную ложку. Ладонью она тонким слоем размазывает его по раскаленной поверхности. Когда лепешка затвердевает, Рутэнн берет тонкую, как луковая кожица, тортилью и кладет ее поверх той, что уже жарится на камне. Завернув края и подвернув тесто снизу, она получает конус, который и передает мне.
– Это тебе не «Макдональдс», – говорит она.
На вид – да и на вкус – яство напоминает кальку. Тесто липнет к нёбу.
– Из чего это сделано?
– Маис, шалфей, вода. Ах да, и пепел, – добавляет Рутэнн, –
Но моя дочь, которая ни за что не станет есть кривые макароны и заставляет меня срезать корки с хлеба и резать ломти строго по диагонали, а не пополам, уплетает
– Сива вчера помогла мне смолоть кукурузную муку, – говорит Рутэнн.
– «Сива» – это Софи, – уточняет Софи.
– Это переводится как «младшая сестра», – поправляет ее Рутэнн. – Но ты права, это ты.
Она размазывает новый круг голубого месива на пылающем камне, пришлепывает его и переворачивает – все одним движением.
– Ты не закончила сказку, Рутэнн. – Софи косится на меня через плечо. – Ты ее
– Простите.
– Это сказка о кролике, которому было очень жарко.
Я вспоминаю о Сондре.
Рутэнн складывает еще один
– На чем я остановилась?
– Наступила большая жара, – говорит Софи, усаживаясь перед Рутэнн по-турецки. – И животные
– Да, и хуже всех себя чувствовал Сикьятаво – Кролик. Шерсть его покрылась красной пылью, в глазах жгло от сухости. Он захотел проучить солнце. – Она скручивает еще один конус
– А что случилось с Кроликом? – спрашивает Софи.
– Он очень изменился. На мехе у него появились коричневые подпалины. И знаешь, он уже не такой смельчак! Вместо того чтобы сражаться, он убегает и прячется. Да и солнце теперь другое. Оно стало ярким, чтобы никто не мог долго на него смотреть, – а значит, не успел бы прицелиться и выстрелить.
Рутэнн хрустит костяшками пальцев. Серебряные и бирюзовые кольца подмигивают, как светлячки.
– Давай-ка приберем, – говорит она Софи. – А потом, если папа разрешит, можем сходить на гаражную распродажу по соседству и набрать там всякой полезной всячины.
Софи убегает в дом, оставив нас наедине.
– Вы не обязаны с ней нянчиться.
– Приятно, когда рядом есть ребенок, готовый слушать мои сказки.
– А свои дети у вас есть?
Морщины на лице Рутэнн становятся глубже.