Похищение Европы

Глаза Ияри застлал туман. Он испугался — вдруг да сейчас заплачет, проявит греховную слабость. Царь заметил его волнение, но это не заставило его замолчать. — Ты слишком мал. Тебе нужна семья.

Ияри почувствовал влагу на щеках. Теперь он совсем ничего не видел. Он прикрыл рот ладонью, чтобы не закричать и не перебудить всех в доме.

Ияри открыл глаза. Мама смотрела на него с состраданием. Гриша стоял рядом, прижимаясь плечом к её боку. — О чем же ты снова плачешь, ангельский ребенок? — спросила она. Ияри смолчал, потому что Гриша ответил за него: — Наверное, увидел во сне своих и заплакал. Наверное, скучает. — Я тоже скучаю, — тихо сказала Мама. — По ком? — улыбнулся Гриша.

— По твоей сестре. Как уехали с утра — так ни слуху ни духу, — Доброе её лицо исказило беспокойство. — Я звонила. Посылала СМС. Всё без толку. А тут ещё мальчик опять плачет. Сходил бы ты к морю с дедушкой, а?

Она погладила Ияри по руке. Григорий достал из кармана гаджет и уставился в экран.

— София была в сети недавно. И Надя тоже, — проговорил он. — Сейчас я напишу им, что ты беспокоишься. — Да. Завтра обеим на работу. А ты встанешь, хорошо? Составь компанию старому Сигизмунду.

* * *

Они вышли на берег моря и уселись. Старик сел на бревно. Мальчик — прямо на песок, а к бревну привалился спиной. Древесина оказалась гладкой, теплой и пахла морской солью. Пёс засвидетельствовав своё почтение ленивому прибою, вернулся и сел между ними, приоткрыв пасть в своей обычной, угрожающей улыбке. Ияри, по обыкновению, пересчитал его зубы и успокоился — все оказалось на месте. Пес прислонился к мальчику мохнатым, увесистым боком. Ияри было приятно и привычно ощущать его тепло, приятно смотреть на море, приятно слышать плеск волн и голос старика. Теперь он понимал каждое его слово и был уверен — старик знает об этом.

— Видишь море, мальчик? — спросил Старик. — Оно шумит, слышишь? Ты должен слышать море. Звуки прибоя! Что может быть прекрасней? Ты должен хорошо слышать мир… Я стар, я глуховат. Сейчас все звуки живут внутри меня. Они странны, они тихи. Порой горло моё сжимает железный обруч. Он берет меня вот здесь…

Старик приподнял красивую руку и прикрыл ею щетину под подбородком.

— Это рука мадам Душаны. Она тебя душит, — тихо отозвался мальчик.

Старик печально улыбнулся и примял ладонью кудри у него на макушке. Рука его была так же тяжеловесна, как собачий бок, и так же тепла. От её прикосновения Ияри сделалось совсем хорошо.

— Мадам Душана, как ты её называешь, очень любит меня. Это такая любовь, понимаешь? — сказал старик и резко вскочил.

Эх, наверное, сейчас кровь прилила к его голове и он за биением собственного пульса совсем не слышит голоса прибоя. Жаль старика! От волнения на его загорелом лице проступили белые пятна. Люлек с сожалением посматривал на хозяина, вывесив меж желтоватых клыков розовую простыню языка. — Как ты сказал? Мне не послышалось?

— Мадам Душана тебя душит, — повторил мальчик и Люлек согласно закивал, словно подтверждая его слова. — Ты можешь говорить на нашем языке? А на болгарском? — Могу… — Почему же до этого молчал?

Старик сначала вскочил в волнении, а потом опустился перед ним на корточки. Теперь его загорелый, рассеченный глубокими, продольными складками лоб оказался прямо перед глазами Ияри. Внимательные серые, с темной каемкой глаза, уставились на мальчика. Ах, у Мамы точно такие глаза!

— Я слушал ваш язык. Я его узнал. Теперь могу говорить, — просто ответил мальчик.

— Тогда, может быть, скажешь, как тебя зовут.

— Ияри Зерабаббель.

— Как?

Старик снова вскочил и снова опустился на корточки. Его волнение, внезапное и сильное, передалось Люльку. Неугомонный пёс вообще любил волноваться, и психовал по любому поводу. При этом толстый хвост его, совершая хаотичные движения, наносил немалый ущерб близлежащим предметам. Вот и сейчас, вскочив на ноги, Люлек пребольно отхлестал плечи Ияри хвостом.

— Меня зовут Ияри Зерабаббель, — повторил мальчик. — И я не называю своё имя кому попало. Так научил меня Царь Царей. Но теперь, когда моя кровная родня мертва, ты, Сигизмунд, стал моим дедушкой и можешь знать моё родовое имя.

Старик потерял равновесие, стал заваливаться назад и со всего маху приземлился на пятую точку. Его ноги в силиконовых шлепанцах взметнулись высоко в воздух. Мальчик напрягся. При выходе из дома он видел, как старик сунул в задний карман бриджей мобильный телефон. На берегах этого сурового моря даже взрослые люди очень дорожат своими гаджетами. Пёс прыгал вокруг, вздымая лапами желтоватый песок. Время от времени он набрасывался на барахтающегося в песке старика, демонстрируя безусловное доминирование. И действительно, в том мире всё, что располагается ниже колен взрослого человека — псы, коты, колёса транспортных средств, кочки, мусор — играет первостепенную роль.

— Как, ты говоришь, тебя зовут? — повторил свой вопрос старик. По счастью, он снова обрел равновесие — физическое, не душевное — и теперь сидел на заду, скрестив ноги. При этом он так внимательно рассматривал мальчика, словно видел его впервые.