Похищение Пуха

Евпатий внимательно посмотрел на неё, не спеша с ответом. Потом убил на щеке комара. Ногти у него были грязные.

– Ваш Саша всегда такой? – поинтересовался он.

– Какой?

– Ну такой. Просто он забодал нашу козу… Это раньше никому не удавалось. Даже наша мама не поверила, что это возможно.

– Забодал козу?!

– Ну загонял… А козу невозможно загонять! Это очень беспокойное животное. Вот видите старый дом с трубой? Казалось бы, что козе делать на трубе? А наша коза забирается на неё каждый день!..

Лепот прищурился и поднёс руку козырьком к глазам.

– А ведь там не коза! Там какой-то мальчик! – заметил он.

Катя даже не попыталась оглянуться.

– Это наш Саша! – заявила она.

Евпатий развернул велосипед.

– Пойдёмте к нам в гости! Мама и папа говорят: зови! Ну я и зову! – сказал он и сразу поехал.

За ним бегом бросились Петя, Катя и остальные. Папа Гаврилов оглянулся на Лепота. Певец всех женщин, отворачиваясь, закрывал рукавом лицо. Вокруг него, ставя ему на плечи лапы, продолжала прыгать непослушная Матрёна, которой понравилось целоваться с великим писателем. Лепот уже весь с головы до ног был в грязных отпечатках её лап.

Писатель кряхтел под тяжестью собаки и, отскакивая, толкал её коленом. Истоптанная рубашка и несчастное лицо Лепота ясно выражали мысль, что он не хочет знакомиться с ещё одним многодетным семейством.

– Мы быстро, – сказал Гаврилов. – А ты, если хочешь, иди по своим делам! Потом созвонимся!

Лепот ловко отшагнул в сторону, и разогнавшаяся целоваться Матрёна с брызгами обрушилась в лужу.

– Нет уж! Давай уж вместе уж! – пропыхтел он. – Только уж долго уж засиживаться не будем уж. А где мой чемодан? Ты, надеюсь, закрыл автобус?

– Да конечно, уж! Закрыл уж! – честно кивнул Гаврилов, предпочитая не упоминать, что сигнализации у автобуса нет, а дверь багажника открывается и закрывается не тогда, когда этого хочется тебе, а когда этого хочется ей.

Евпатий умчался вперёд на велосипеде, и Гаврилову с Лепотом пришлось догонять. Дом, в котором жили Аскольд, Демид, Добрыня, Евпатий, Предслава и Мстислава, был очень…

– Смешной! – сказала Катя.

– Величественный! – поправила мама.

Изначально это, видимо, был обычный каменный дом в два окна, с верандой, каких полным-полно в Крыму и по всей России. Вот только окружал его не забор, а частокол из цельных заострённых бревен. Правда, частокол огораживал дом только со стороны улицы. Со стороны же соседей остался прежний кривоватый деревянный заборчик. Видимо, соседи были мирные и с той стороны набеги не ожидались.

Облупленный, с шиферной крышей, дом был разрисован красными и жёлтыми петухами. Некоторые петухи были важными, с многоцветными хвостами, с богатырской грудью. Другие петушки – крошечные, кривоватые и одноцветные. У одного из этих крошечных петушков почему-то было три ноги. Видимо, художник собирался нарисовать петуха взлетающим, но крыло получилось похожим на ногу. Тогда, не имея возможности стереть краску, он ловко переделал его в третью ногу, а сверху пририсовал ещё одно крыло.

К тому моменту, как подбежали папа и Роман Лепот, Евпатий давно въехал на велосипеде во двор и скрылся. Дети Гавриловы и мама, не получившие от него никаких указаний, ибо Евпатий был личностью немногословной, стояли у открытых ворот и стеснялись войти.

По участку, который казался маленьким, но на самом деле уходил далеко вглубь, бродили куры и поросята. Длиннорогая коза стояла на крыше старой машины и, высоко задрав голову – так, что передние ноги её отрывались от машины, – пыталась отъесть виноградный побег. И это при том, что кругом было полно других виноградных побегов, которые можно было отщипнуть с гораздо меньшими усилиями.

Пока Гавриловы совещались, проходить им или нет, окна дома и окно веранды почти одновременно распахнулись, и оттуда, махая руками и приглашая в дом, стали выглядывать хозяйчики – суровые маленькие грибки Аскольд, Демид и Добрыня. Все они были такие же плотные и немногословные, как и их брат Евпатий. Некоторые с царапинами на носу и все коротко стриженные.

На крыльце, держась за руки, стояли две девочки в холщовых длинных платьях, с короткими косичками и в венках из ромашек, украшавших голову. Они ухитрялись одновременно стесняться и хихикать. На вид им было лет по пять. Гавриловы догадались, что это Предслава и Мстислава.

Видя, что все прочие пока стоят у ворот и с места не двигаются, папа Николай перекинул себе через плечо Риту и отважно отправился знакомиться первым.