Вот кадр, где он одной рукой обнимает за плечи женщину, а другой – двух маленьких девочек. Вот рядом с другим мужчиной, очень похожим, но явно на несколько лет младше. Вот он один на берегу, глядит в море. А вот – в лаборатории, в белом халате, окруженный аналогично одетыми коллегами. Все напряженно улыбаются, как часто бывает, когда фотограф собрал большую толпу для общего фото и мучает, снимая кадр за кадром.
В центре этой толпы была Мара Чжу, я узнал ее сразу, хотя фото ужасно выцвело. Она тоже улыбалась, выглядела лет на десять моложе и почему-то уже не казалась такой знакомой.
Я стоял в окружении друзей и близких давно умершего человека. Всех, кого он любил и чья любовь осталась с ним здесь, на корабле, который превратился в склеп. Горло снова сдавило, так же резко и болезненно, как полчаса назад, когда я еще не успел напиться.
Память о счастье, навечно застывшем на стенах в мертвом корабле, словно заворожила меня. Медленно-медленно я сунул руку в карман и извлек планшет Огнеглазки. Нужно было выяснить, что здесь случилось в последние дни жизни «Безымянного». Или хотя бы понять, зачем его привели к гибнущей звезде, почему твари, обитающие здесь, были полны ненависти, что сталось с этой улыбающейся командой ученых. И с Философским Камнем.
Маленький экран планшета ожил, на нем появилось лицо Мары Чжу, жутковатое в резком белесом свете. Я включил видео.
31. Последние слова Мары Чжу
Переводить ролик Мары Чжу, последний в судовом журнале «Безымянного», пришлось довольно долго. Воспринимать на слух речь носителя языка – совсем не то же самое, что читать текст. Особенно если носитель говорит так эмоционально. А прибавить громкость я опасался: мало ли кто из обитателей корабля мог услышать.
Вот и переводил медленно, фрагмент за фрагментом. Как будто снова собирал старинные часы в кабинете у Квинт.
Начиналось так: «Перед будущими поколениями нас может оправдать только одно – то, что расе людей угрожало полное вымирание. Людей губили
Теперь, когда я видел Мару Чжу в движении, ощущение дежавю опять усилилось. Что-то очень знакомое сквозило в форме ее скул. Тяжкая скорбь превратила лицо в застывшую трагичную маску, уголки губ все время были опущены – казалось, она вот-вот заплачет. Но вот она сглотнула, подняла подбородок, устремив на меня взгляд, полный тяжкой печали.
«Сперва они были добровольцами, позже их принудили
То, что здесь произошло, – страшное зло. Его нужно предать забвению, чтобы подобное никогда не повторилось. Я сделала все, что в моих силах. Повредила
Как оказалось, скорее поздно. И вот я сижу здесь тысячу лет спустя и слушаю, как Мара Чжу мечтает, чтобы звезда взорвалась и разнесла на атомы ее саму и все ее разработки.
«Остальные, забрав с собой результаты, укрылись в лаборатории номер семнадцать. Я не могу добраться до них, но и они не смогут покинуть ее. Я приняла меры
Экран неумолимо погас. Действительно, прозвучали последние слова на этом корабле – по крайней мере, компьютеры больше ничего не записывали.
Ну что ж, вот и ответ. Разгадка тайны, которую все так отчаянно искали: Философский Камень спрятан в лаборатории номер 17.
32. Грехи отца
Какое-то время я просто сидел в темноте с выключенным планшетом на коленях. В глазах Мары Чжу прятался бездонный ужас, который был мне хорошо знаком. После падения Кийстрома я видел его не раз, что у Бенни на лице, что в зеркале. На миг вдруг захотелось протянуть ей руку через столетия: тысячу лет назад она оставила это послание именно мне, и я хотел ответить. Потому что, как и она, видел в своей жизни ужасное зло.