Похититель бессмертия

Я не мог ничем им помочь. И, покрепче стиснув рукоять здоровенного ножа Огнеглазки, поспешил к дверце. Если она просто заржавела в закрытом положении, можно попробовать расшатать и открыть. Но если заперта…

Да, заперта: там, где она прилегала к косяку, не было ни следа ржавчины, хотя по стыкам текла вода. На стене рядом обнаружилась электронная панель управления, давным-давно вышедшая из строя. Я оглянулся проверить, как там Индиго с Огнеглазкой. Манекены двигались очень быстро, почти неуловимо, ничуть не уступая Посланнику в скорости. Вот Индиго распластал одного, вот подставил щиток под зубы другого. Дубинка Огнеглазки врезалась в живот третьему, который готовился прыгнуть на Посланника сзади. Тому хватило пары секунд, чтобы легко уклониться. Индиго молниеносно менял положение, держась между Огнеглазкой и стаей манекенов. Если какая-то из тварей высовывалась и пыталась его обойти, лейтенант, пригибаясь, бросалась на нее с дубинкой.

Заклинившую дверь можно открыть разными способами. Я провел пальцами по краю и нащупал узкую щель между ним и косяком. Достал блокнот, раскрыл, прижал к груди, чтобы не намокал. Просунул в щель угол в твердой пластиковой обложке и аккуратно поддел.

В древнем замке что-то щелкнуло, сместилось, и щель начала расти.

Я развернулся к полю, где все еще кипела битва, и позвал:

– Огнеглазка! Индиго!

Тщетно – голос тонул в шуме дождя.

– ТАМАРА! ИНДИГО! – заорал я во всю мощь легких.

Огнеглазка услышала первая и, прихрамывая, бросилась ко мне. Дубинка у нее была вся в крови, и лицо тоже. Мокрые волосы лезли в глаза, она смахнула их рукавом, оставив черные кровавые полосы.

– Уходим, – сказал я, открывая дверь пошире. Она шагнула было через порог, но вдруг замерла. Оглянулась.

Индиго тоже отступал, только пятясь: не рисковал поворачиваться к тварям спиной.

– Ты первый, – велела Огнеглазка и толкнула меня к двери. Я шагнул в темноту, непривычно тихую и сухую.

И в свете фонарика блеснуло полдюжины горящих глаз.

Здесь тоже прятались манекены: возможно, пережидали дождь. Я метнулся обратно, врезался в Огнеглазку.

– Назад!

Она глянула мимо меня в темноту. Выругалась.

– Назад нельзя.

Дальше все случилось быстро, буквально за несколько секунд. В луче фонарика будто мелькала череда стоп-кадров: вот Огнеглазка замахивается дубинкой, вот Индиго рвется из сжимающегося кольца. И глаза, глаза: свирепые, горящие, полные ненависти.

В какой-то момент луч выхватил из темноты толстую металлическую трубу прямо над головой, настолько ржавую, что она уже крошилась. На стыках блестели капельки воды.

Ну да, сообразил я, здешнему дождю тоже надо откуда-то взяться.

Сойдет.

– Берегитесь! – заорал я своим спутникам, стараясь перекрыть шум битвы. И со всей силы вдарил рукоятью этого гребаного тесака по ветхой, старой трубе.

Рвануло.

Потоком воды меня сшибло с ног. Невозможно было что-то услышать сквозь ее рев, разглядеть в сумасшедшем водовороте. Я вынырнул, пытаясь отдышаться, и ощутил, как что-то острое вонзилось в лодыжку. Манекены, как и мы, могли захлебнуться, но, невзирая на это, стремились нас загрызть. Вряд ли чтобы добыть пищу или защитить свою территорию. Нет, они просто нас ненавидели.

Вода все поднималась, гулко плескала в стены, с ревом вырывалась из трубы. Я отпихнул тварь, нащупал ногами пол, выпрямился. Завертел головой в поисках Индиго или Тамары. Или обоих. Вроде бы заметил синий отсвет, двинулся туда, но тут стены сотряс зловещий рокот.

Пол и перекрытия под ним, обветшавшие за тысячу лет, не выдержали веса воды. И рухнули вниз, увлекая нас за собой.

36. Олень и река

У моего друга Кенни за домом журчал ручеек. Ничем особо не примечательный, неподалеку были реки и пошире, и поживописнее. C водопадами, порогами и длинными ленивыми отмелями, где сновали изумрудные рыбки. А ручей Кенни можно было даже перепрыгнуть, если хорошо разбежаться.

Но в глубину он был гораздо больше, чем в ширину. Может, даже больше, чем в длину. Возможно, когда-то давно здесь возник разлом, который потом заполнился водой, и в ее темной толще никогда не удавалось разглядеть дно. Родители запрещали нам с Бриджит там купаться: хотя ручей тек медленно и спокойно, ходили слухи, что в его глубине есть быстрое подводное течение и что туда попадет, то уже не выплывет. Но я все равно купался. Можно было подняться повыше по течению, просто залезть в воду и неспешно дрейфовать вниз, не цепляя ногами песок.

Вот только мне это быстро наскучило.

Чтобы нырнуть поглубже, я прыгнул в ручей с высоты. Веревка, обвязанная вокруг пояса, натянулась, затем обмякла – Кенни постепенно ее травил. Если подстраховаться, это не будет прямым нарушением родительского запрета, рассудил я. Мальчишеская лихость подсказала нам с Кенни, что уж если мы подумали о веревке, то ничего с нами не случится.

Чем глубже я погружался, тем темнее становилось вокруг, тем сильнее сдавливало голову и уши. Берега вертикальными стенами уходили вниз, в расщелинах там и тут виднелись пышные кусты водорослей. Я храбро набирал глубину и наконец увидел внизу настоящее чудо.