Похититель бессмертия

Так я и сидел, вертя в руках фонарик и размышляя, скоро ли остальные проснутся. И тут слева как будто босая нога шлепнула по полу.

Я дернул фонариком, и в луче мелькнуло белое лицо: один из «детей» пробрался в лагерь. И теперь застыл на месте, не сводя с меня глаз и слегка приоткрыв рот, так что виднелись тупые края молочных зубов.

Я быстро развернулся и обнаружил, что на лестнице появились еще трое. Расселись там на корточках, словно лягушки, и дружно таращатся, нагоняя жути.

А тот, что замер слева, остался на месте. Ближе, гораздо ближе, чем мне хотелось.

Все, подумал я, хватит. Нечего дожидаться, пока они подползут совсем близко. Не ровен час, еще на коленки залезут. И обхватят своими ручонками, мягкими и холодными, как у трупа. Как там учила Огнеглазка? Ах да, точно.

Я несколько раз вдохнул-выдохнул, собираясь с силами. И услышал, как слева, там, куда не падал луч фонарика, кто-то сделал маленький, осторожный шажок. Теперь еще ближе.

Я набрал в легкие побольше воздуха, вскочил на ноги и взревел.

«Дети» бросились наутек. Я рванулся в их сторону, так что они еще ускорились, заскрежетав ногтями по ржавым ступенькам и визжа от ужаса. Я еще фонариком им вслед посветил, и они припустили так, словно за ними гнался сам дьявол: вот-вот схватит за грязные лодыжки, вопьется в тонкие шейки.

Наконец я развернулся обратно. Мои спутники сидели и молча смотрели на меня. Тамара выражением лица смахивала на строгую учительницу, которая сейчас потребует от меня сочинение в пятьсот слов с рассказом о том, как я пришел к такому решению и почему оно неверное. Индиго смотрел так, словно он в принципе не привык многого ждать от людей и все-таки я каждый раз разочаровывал его по новой.

– Извиняюсь. – Собственный голос показался мне очень тихим. Особенно после вопля, которым я прогнал падальщиков. – Они просто… ну я… всякий раз, как ни оглянусь, они опять поближе подкрались. Вот и не выдержал.

– Надо идти, – сказал Индиго.

– Может, они хотели в карты с тобой сыграть? – предположила Огнеглазка, вскидывая на плечо сумку.

* * *

– Да, меня они тоже нервируют, – сказала Тамара. Мы одолевали лестницу за лестницей, платформу за платформой и понемногу приближались к центру корабля. – Но их было всего четверо или пятеро, а нас трое. С таким раскладом они бы точно не напали.

Я начинал осознавать, что стал жертвой хитрой оптической иллюзии. Да, шахта и снаружи поражала своими гигантскими размерами. Отсюда, изнутри – тем более, но все-таки она не уходила вверх бесконечной широкой трубой, как мне показалось снизу. Она имела форму длинного конуса, и чем выше – тем у́же становилась.

С одной стороны, это было хорошо: нас не ждали впереди бесконечные мили лестниц. С другой – с каждым витком ступеньки становились круче, а площадки меньше. Шахта продолжала сужаться – еще немного, и начнется сплошная винтовая лестница, уже безо всяких площадок.

Не то чтобы меня радовала эта перспектива.

– Тамара, они все глядели на меня, – сказал я.

Но шахта не только сужалась: с каждым футом подъема искусственная гравитация в ней слабела. На «Безымянном» не было современного антиграва, только допотопная центробежная «сила тяжести». Соответственно, чем ближе мы подбирались к центру корабля, тем меньше она на нас действовала. Значит, в центре вообще исчезнет. А эта сила, как бы она там ни называлась, – останется. Меня уже сейчас пошатывало на ступеньках, тело и глаза как будто стали не совсем согласны друг с другом насчет того, что такое «прямо». Что же будет твориться с головой, когда доберемся до центра?

– Они и сейчас глядят, – заметила Тамара.

– Не напоминай, а?

«Дети» отнюдь не желали ограничиваться лестницами, площадками и переходами. О нет: они то и дело выглядывали прямо из стен, шныряли там, как тараканы в прогнивших досках. Луч фонарика выхватил из темноты худое тельце, висящее вверх тормашками. Маленькое личико покраснело от натуги.

– Мне кажется, их число растет, – сказал Индиго именно то, что я меньше всего хотел сейчас услышать.

– Будем надеяться, потом станет поменьше. – Огнеглазка попыталась скрыть тревогу за нарочито бодрым тоном, но получилось так себе. – Да, и запомните еще кое-что на случай, если они все-таки бросятся: они очень хорошо пружинят. Их тела упругие, как у маленьких детей. Знаете, как карапуз отскакивает от стены, если его в нее бросить?

Не нравилось мне, как у Тамары дрожит голос.

– И часто ты швыряла карапузов в стены?

– Шон, у меня шесть младших сестер.

– Шесть?! – разинул я рот. – Я и одну-то еле терпел! И мы с ней грызлись, как кошка с собакой, то есть…

Я умолк, до судорог стиснул челюсти. Глухая боль пронзила сердце: я забылся, и слова сами сорвались с губ. Это было как запятнать ее память, как намалевать граффити на надгробии.

– У вас есть сестра? – тихо спросил Индиго.

– Была, – ответил я. – А у вас есть братья-сестры?

– Нет, я же появился на свет из пробирки, – напомнил он.

Стоит признать, что в прошлый раз я не особо лицеприятно высказался – что есть, то есть.