Похититель костей

– Должно быть, это было… – Он замолкает. Качает головой. – Вообще-то я даже не могу себе представить, что ты испытала, увидев ее живой.

– Это было ужасно. Прекрасно. И обескураживающе.

– А это будущее было хорошим?

– Нет, для большинства людей оно было плохим.

– Мне жаль это слышать.

– Да, мне тоже жаль.

– И что же ты предпримешь?

– Не знаю. Если бы я смогла увидеть ее снова… Мне столько всего хочется ей сказать.

– Я очень хорошо понимаю, что ты имеешь в виду. – Когда Брэм потерял своих родителей, он был так мал. Должно быть, у него накопилось намного, намного больше того, что он хотел бы им сказать.

– Изучать все возможные пути Лэтама так утомительно. Хотя большая их часть так и не воплотилась в реальность, теперь, после того как я их увидела, они кажутся мне такими же реальными, как и все остальное.

– А твой собственный альтернативный путь тоже кажется реальным.

– Да, больше чем ты мог бы вообразить.

– Должно быть, это странное чувство.

Я вздыхаю:

– Это еще мягко сказано.

Брэм ерзает на своем месте, всем телом поворачивается ко мне, затем отворачивается опять, как будто не может решить, где ему хочется быть. Затем чешет затылок.

– Может, ты расскажешь мне, что там происходило? Я хочу сказать, между тобой и мной?

– Зачем? Чтобы ты опять надо мной посмеялся?

Его брови сходятся:

– Я никогда не смеялся над тобой.

– А вот и смеялся. Когда я сказала, что на другом моем пути мы были сопряжены, ты рассмеялся.

– Не над тобой. Просто тогда эта мысль показалась мне такой невероятной.

Тогда?

Я вожу носком ботинка по булыжникам мостовой.

– А теперь?

Уголки его губ вздрагивают:

– Ты расскажешь мне или нет?

– Мы были сопряжены, и тебе это не нравилось. Поначалу ты был так зол на меня.

– Я был зол?

– Да.

– Почему?

– Вначале я была к тебе не очень-то добра. Ты помнишь ту плавучую тюрьму, где мы побывали в детстве?

Он кивает.

– Мы смотрели на произошедшее там очень по-разному. И далеко не сразу научились доверять друг другу.

Его лицо напрягается, как будто он вспомнил тот день и ту стену неприязни, которая так долго стояла между ним и мной. Но на этом пути он был другим. Как будто, вернувшись в Мидвуд, сразу же перестал сердиться на меня. Почему? Потому что ему было жаль, что моя мать погибла? Потому что в этой реальности я тоже другая? Или же то, что соединяло нас на том пути, каким-то образом оставило след на нас обоих? Быть может, в глубине души он знает, что за случившееся между нами в детстве я извинилась уже давно, хотя в этой жизни он услышал от меня это извинение лишь недавно?

– Ты поэтому заговорила о плавучей тюрьме перед нашим первым заданием в рамках костяных игр?

Я пожимаю плечами:

– Я подумала, что, если я извинюсь, наши отношения станут лучше. Так было на моем другом пути.

– А что случилось потом? – Его голос звучит хрипло.

Я вопросительно гляжу на него.

– Ты сказала, что я был зол поначалу. А потом?

Я едва не принимаю решение отказаться от мысли ответить на этот вопрос. Но я так устала бояться:

– Ты влюбился в меня. И я умерла у тебя на руках.

Произнося это, я не смотрю на него. Сейчас я не хочу видеть его лицо. Но эти слова точно вынимают из моего сердца засевшую в нем занозу.

Брэм опять ерзает, его руки сжимают край парапета. Похоже, моя собственная неловкость передалась и ему.

– Та метка на твоем запястье…

– Это не из-за Деклана.

Но он уже это знал, я сказала ему, когда мы были у Эвелины. Я вижу, что он хочет продолжить разговор, но потом передумывает, и я рада, что мне не приходится говорить это вслух. Говорить, что когда-то, в другой жизни, я любила его. И что в этой жизни я тоже его люблю. Сколько бы я ни уверяла себя, что мои чувства ненастоящие, я больше не могу отрицать, что они есть. Будь они воображаемыми, они бы уже сошли на нет. И метка бы исчезла. Видимо, любовь остается любовью, как бы она ни началась.

Я украдкой бросаю на него взгляд и вижу, что он смотрит на меня с таким странным выражением на лице. Затем накрывает ладонью мою щеку, легко-легко проводит по моей коже большим пальцем, и я чувствую, что таю.

Он подается ко мне, оказывается так близко, что я ощущаю его дыхание, но затем что-то в его лице меняется, и он отстраняется. Его рука падает на колени.

– Саския, мне надо сказать тебе кое-что. – Его голос звучит уныло. Я понимаю, что это судьбоносное решение для меня.

Мое сердце колотится в груди.

– И это разобьет мне сердце?

Он вздрагивает:

– Боюсь, что это может тебя огорчить.

– Тогда не говори.

– Но…

Я встаю и на секунду кладу руку ему на голову.

– Пожалуйста, не надо. На сегодня с меня уже хватит горестей, вряд ли я выдержу еще. Спокойной ночи, Брэм.

С этими словами я поворачиваюсь и иду прочь.

Я так старалась защитить свое сердце, убедить себя, что мои чувства к Брэму ненастоящие, но обмануть себя так и не смогла. В моей душе все-таки забрезжила искра надежды. И она разгоралась. Поднималась волна оптимизма, которая сейчас исчезла.