– Не ведись, – строго говорит Никлас. – Мы же знаем, чего следует ждать от Норы – наверняка для нас она выбрала нечто мудреное, что-нибудь вроде попадания в запертый деревянный ящик, где нам придется много дней обходиться без пищи и воды.
За нашими спинами слышится покашливание, и, повернувшись, мы видим Нору, которая стоит, поджав губы и уперев руку в бок.
– Я сама не разрабатываю костяные игры, – говорит она. – И они трудны отнюдь не потому, что кому-то хочется помучить вас.
Никлас заливается краской.
– Я… Я не хотел… – запинаясь, лепечет он. – Я просто шутил.
Глаза Норы вспыхивают, она презрительно хмыкает и тут же переключает внимание на меня:
– Саския, я могу с тобой поговорить?
У меня резко учащается пульс:
– Я… Да, конечно.
Она сухо кивает:
– Следуй за мной.
Каблуки Норы стучат по костяным полам, когда мы поднимаемся по лестнице в вестибюль, а затем идем в ее кабинет, находящийся на другой стороне Замка Слоновой Кости. Меня терзает тревога. Может, она что-то узнала о Лэтаме? От этой мысли я ощущаю укол разочарования – ведь у меня есть свой собственный план мщения, и отказываться от него я не буду. А что, если Нора хочет меня наказать? Я нарушила столько правил, что уже не знаю, какое из этих нарушений должно беспокоить меня больше всего.
Нора отпирает дверь своего кабинета и делает шаг в сторону, чтобы я смогла войти. Эта комната выглядит более приветливой, чем можно было бы ожидать, учитывая нрав ее хозяйки. Напротив большого письменного стола стоят два мягких стула с обивкой из кремового плюша, высокие окна обрамляют плотные бледно-голубые шторы. На низеньком столике красуется ваза с ярко-розовыми пионами. На другой стороне комнаты в небольшом сложенном из камней камине пылает веселый огонь.
Нора усаживается за свой стол и делает мне знак сесть на один из стульев.
– Усаживайся поудобнее, – говорит она.
Я сажусь, но мне совсем не удобно.
– Что-то не так?
– Расмус больше не будет тебя охранять.
Я удивлена:
– Что? Почему? – Я оглядываюсь, ожидая, что он войдет, но его нет.
Нора вздыхает:
– Боюсь, до нас дошли негативные донесения о его работе.
– От кого они поступили?
– Это не важно. Важно то, что они заслуживали доверия, и мы были вынуждены принять меры.
– Я не понимаю. Что было в этих донесениях?
– Он был обвинен в неподобающем поведении. – Она отводит взгляд.
У меня пересыхает во рту.
– Как это?
– Он оставил свой пост. Спал во время работы. Пьянствовал. – Ее губы сжимаются, и она качает головой. – Прости, Саския. Ты достойна лучшего.
Мне становится не по себе:
– Нет, Расмус бы никогда… Он хорошо делал свою работу.
Она выгибает брови:
– Однако, пока мы не вошли сюда, ты не замечала, что его нет.
Я не могу допустить, чтобы Расмуса наказали за то, чего он не делал. Но как я могу опровергнуть выдвинутые против него обвинения, не поставив под удар себя и свою команду? Если я сознаюсь, она больше не выпустит меня из виду. Лэтам изменит прошлое, и Кастелия окажется в опасности.
– Пожалуйста, не делайте этого, – говорю я. – Он хороший телохранитель.
– Мне нравится твоя преданность, Саския. Правда, нравится. Но его действия были недопустимы. Он поставил твою жизнь под угрозу. Мы приставим к тебе другого телохранителя, но он прибудет только через день или два. А до тех пор тебе надо будет вести себя особенно осторожно. Никуда не ходи одна. Не покидай Замок Слоновой Кости. Понятно?
Мои руки, лежащие на коленях, сами собой сцепляются в замок. Нельзя допустить, чтобы с Расмусом обошлись так несправедливо. Но что я могу сделать?
Я киваю:
– Понятно.
Нора постукивает пальцами по столешнице своего письменного стола.
– Вот и хорошо. Теперь пойдем. Я провожу тебя в учебное крыло и передам тебя на руки Наставнице Кире.
Передам на руки. Я внутренне сжимаюсь. Она говорит это так, будто я какая-то эстафета, которую передают из рук в руки во время состязаний по бегу. Будто я вещь, сохранность которой нужно обеспечить, а не человек, имеющий чувства.
На меня обрушивается осознание вины. Я обошлась с Расмусом еще хуже, чем с вещью, – я повела себя с ним так, будто он был всего лишь препятствием, которое надо было обойти, а не человеком, блюдущим свое доброе имя. Его же я и погубила.
Мой учебный сеанс с Наставницей Кирой превращается в пустую трату времени. Я никак не могу сосредоточиться, мои мысли текут медленно, вяло.
– Сегодня ты рассеянна, – говорит Кира. – Ты беспокоишься из-за следующей костяной игры?
– Да, – отвечаю я, но это неправда. После ухода из лектория я даже ни разу не вспомнила об этой костяной игре.
Я думаю о Расмусе. О Брэме. О том, что всем членам моей команды грозит опасность, и все из-за меня. Я вела себя так эгоистично и так зациклилась на поисках способа взять верх над Лэтамом, что игнорировала те катастрофические последствия, которые наступят, если все узнают о помощи моих друзей. Что будет с Джейси, если станет известно, что она приготовила то дурманное зелье и угостила им Расмуса? Что будет с Тэйлоном, если кто-то прознает, что, помогая мне, он использовал для наблюдения учебных птиц?