Поход

В помещение, где мы находились, вошёл плотный китаец лет сорока в форме офицера циньской армии. На конической шляпе с красной нитью был синий шарик, говоривший о том, что нас посетил ингуань, или командир батальона. Вместе с «комбатом» из солнечного света в темноту то ли сарая, то ли склада зашли ещё двое китаёзов. Один полный коротышка, а второй худой и длинный. На худом я увидел кобуры со своими наганами, а толстяк держал в руках мой маузер с пристёгнутой кобурой-прикладом, любовно поглаживая пальцами левой руки ствол.

– Как голова? Не болит? Признаться, мне повезло вовремя проснуться от храпа этих горе-часовых, и я уже поднялся на ноги, чтобы выйти и наказать их моей тростью, когда вы попытались проникнуть в палатку, – произнеся вопросы и дальнейший рассказ, китайский офицер довольно улыбнулся. – Представьте моё удивление, когда оказалось, что в палатку пытается проникнуть казачий офицер. Зачем вы это сделали?

Скрывать в такой ситуации было нечего, поэтому я честно ответил:

– Я получил информацию, что в палатке находится вожак местных бандитов, и хотел захватить его в плен, чтобы обменять его жизнь на жизнь моих людей.

– Благородно, но глупо, есаул. Неужели вы думали, что сможете это сделать?

– Неизвестно, как бы дальше всё получилось, если бы ты так удачно не проснулся. Могло оказаться, что сейчас со связанными руками и ногами передо мной стоял бы ты – офицер циньской армии или кто-то из тех двоих главарей бандитов, что находятся за твоей спиной. Я мог захватить только одного. Все остальные в палатке умерли бы.

– Возможно… – задумчиво произнёс китайский офицер. – Мне, конечно, жаль, но через несколько минут ты умрёшь, и твои товарищи тоже. Я среди ихэтуаней нахожусь как представитель войска генерала Не. Ещё полмесяца назад я и мои воины по приказу генерала уничтожили несколько деревень вокруг Тяньцзиня за то, что их население присоединилось к мятежникам. Однако правительство выразило моему командиру свое крайнее неудовольствие за слишком суровые и строгие меры в отношении «увлекающихся патриотов». Генерал Не был отстранен от должности, мой батальон и два ина – эскадрона кавалерии, дравшиеся с боксёрами, отданы под суд. После того как союзные войска взяли Таку, всё изменилось. И вот я уже три дня пытаюсь научить этих баранов, как действовать совместно с войсками генерала. Но, кажется, легче собаку научить говорить, чем что-то вбить в голову этим фанатикам.

– Господин Ли, – почтительно обратился к китайскому офицеру толстяк с маузером в руках. – О чём вы так долго говорите с этим чужеземцем? Пора и этих лишить головы, чтобы они в таком неприглядном виде предстали перед своим Небесным Владыкой.

– Успеете, уважаемый Чен. Я рекомендую сохранить этим иностранным воинам жизни. Они много знают, умеют и многому могут научить. Если вы передадите их генералу Не, он будет благодарен.

Я склонил голову, чтобы по выражению моего лица китайцы не смогли увидеть моё понимание их речи. Слушал же я их разговор очень внимательно. Как советовал в Афгане наш батя Керимбаев: «Надо верить в себя и держаться до конца, даже если ты висишь, зацепившись одной рукой за небольшой выступ скалы над пропастью. Всё может случиться! Придёт помощь друга или произойдёт землетрясение, и пропасть под тобой полностью заполнится. Главное не сдаваться и бороться до конца».

«Друг вряд ли появится, – подумал я, стараясь не пропустить ни одного слова из разговора китайских командиров, – а вот шансик на спасение получить, хотя бы маленький, было бы здорово».

– Господин Ли, – в разговор вступил худой как палка предводитель боксёров с моими револьверами на поясе, – мы уважаем генерала Не и готовы были бы сделать такой подарок для него, если бы вы попросили это вчера и до того, как мы объявили о казни чужеземцев. Наши люди не поймут нас, если мы отдадим их генералу живыми. На знаменах наших священных отрядов надписи «Смерть иностранцам» и «Смерть христианам».

– Господин Ли, согласно уставу «священных воинов» мы обязаны убивать христиан. Если христианин оказывается китайцем, мы предоставляем ему выбор: отречься от его веры в Е-су или умереть, – вежливо произнёс толстяк Чен. – Мне, как и уважаемому Чжао, очень не хочется обидеть генерала Не, но мы не можем передать этих людей ему. Они должны умереть.

– Хорошо, поступайте как считаете нужным, – произнёс «комбат», после чего повернулся ко мне и продолжил на русском языке:

– Есаул, я сделал всё что мог для вашего спасения, несмотря на то что ваши люди вчера убили многих из войска моего господина. Но это был честный бой. Предводители отрядов восставших приговорили вас к смерти, и я ничего не могу с этим поделать. У вас есть какие-то просьбы, пожелания?

– Есть одна. Не могли бы вы попросить у этих бандитов, чтобы нам позволили умереть в бою? Мы все настоящие воины, и быть зарезанными, как каким-то баранам, претит казачьему духу. Передайте им, что я готов выйти один против десяти бандитов. Думаю, мои люди меня поддержат.