Хозяин расплатился с гостьей за драгоценные безделушки для жены и дочерей, получился весьма увесистый кошель серебра. Неудивительно, что Лискара, останавливаясь здесь, всегда была желанной гостьей. Вот и сегодня ее и спутника пригласили на ужин в харчевню напротив, отметить благополучное прибытие. А они с женой соберут знакомых.
– Завтра и послезавтра я побегаю по городу, – говорила Лискара, распаковывая сундук и доставая оттуда несколько сарафанов на выбор. Закрыла, принялась мерить за ширмой, откуда и продолжала говорить с Мертвецом. – Постараюсь все побыстрее уладить. А потом уже отправимся в Верей, можно нанять ямщика, можно воспользоваться радушием хозяина и взять коляску у него. Ты не против? – Мертвец пожал плечами.
– Отнюдь нет. Слушай, а здесь всегда так жарко?
– Лето только началось, самая жара впереди. Поэтому я и хочу побыстрее уехать в Урмунд. Через месяц тут станет вовсе нечем дышать, начнутся пыльные бури, на улицу не выйдешь. Раз я две недели просидела на постоялом дворе, хорошо во дворике фонтан работал, иначе вовсе зажариться можно. А потом ветер переменился, – она помолчала немного и продолжила: – Знаешь, я все думала, мы, может, здесь обручимся? В Верее есть один храм, очень красивый, где проводят церемонии обручения, туда со всей Эльсиды съезжаются. А как приедем в Урмунд – уже сыграем свадьбу. Мне же еще подготовиться надо. Не знаю даже, сестру позвать, может. А то вроде неудобно. А к маме мы тогда после приедем.
– Поразим старушку? – улыбнулся он. Лискара рассмеялась.
– Нет, она выглядит очень молодо, хотя уж почти шестьдесят. Прежде ее считали нашей третьей сестрой. Да она и похожа на Либурну, сестру то есть, – поспешно добавила она, – обе темноволосые, кареглазые, блеклые лицом, косу носили. Сестру это жутко бесило. Вот теперь и живет в деревушке на Ретской дороге под присмотром двух слуг.
– Мужчин? – неожиданно спросил наемник.
– Да, – Лискара удивилась. – Маме всегда нравилось мужское внимание, она столько раз рассказывала, как умела приворожить отца, да не только, прежде за ней ухажеров… что с тобой?
Мертвец, белый лицом, дернулся, будто душного воздуха, напитанного запахами эвкалипта, ему перестало хватать.
– Она на выселках живет, не в самой деревне, а за ней, в нескольких милях, так? – женщина кивнула: вроде так. – Небольшой домик с зеленой крышей в зарослях боярышника.
– Ты проезжал мимо? Да что с тобой?
В глазах пульсировала кровь. Потер лицо отяжелевшими руками, нет, бесполезно. Кошмар, поднявшись из ниоткуда, навалился всей силой и давил, давил.
– Я не могу лгать. Не прошу прощения. Лискара… я… понимаешь, я убил ее.
– Ты… что? Ты с ума сошел, у тебя удар солнечный? – улыбка стала жалкой, растерянной, женщина, не веря ушам, смотрела на него. Ширма, на которую она повесила сорочку, упала на пол, обнажив Лискару, надевшую блекло-желтый сарафан.
– Я… нет. Это год назад случилось…
– Мне сестра бы рассказала.
– Зимой. В госпицию приходил мужик, уговаривал, мол, живет ведьма возле Утхи, мужиков приваживает. Кто в глаза ей посмотрит, становится рабом. – Он говорил, не понимая слов, видя перед собой только того затюканного мужчину в заплатанном полукафтанье, просившего поскорее, а то голова города не чешется, да и не его это дело, а уж восемь человек ушло и не вернулось. Нормальные люди, семейные. Там бродят.
– Где бродят? – Он перестал замечать, что отвечает незримому мужику вслух.
– Возле ее дома. Я собрался и поехал провожать семью в Реть. Заодно решил завернуть разобраться, что с ведьмой. Я прежде убивал ведьм, я говорил тебе, но это обычные мошенницы, детоубийцы, отравительницы, я не думал, что столкнусь с настоящей.
– С моей матерью? Настоящей?
– Только и сумел убить, при помощи другой ведуньи, она сумела отвести чары. Иначе бы до сих пор там…
– Что ты несешь?! Какая она ведьма?
– Страшная ведьма. Сильная. Когда я убил, еле смог выбраться. Дом сам сгорел, видно, заклятый был, а после, в подвале…
Лискара окаменела. Жило только лицо, самые разные выражения переменялись на нем, ужас уходил, его место занимало отчаяние, злость, презрение, страх, и какая-то неизбывная, невыносимая тоска, через нее, будто через призму, отражались все прочие чувства женщины. Она сделала шаг вперед и остановилась. Подняла руки и тотчас опустила их.
– Что ты наделал, – буквально по слогам произнесла она. – Что же ты сотворил…. Я… я так боялась, что ты отнимешь у меня, я так хотела, чтоб ты дал мне, научил не бояться, чувствовать, жить, я столько лет была как кукла. Думала, ударить нельзя больше, не во что. Ты нашел. Будь ты проклят, Мертвец, ты правильное имя себе придумал, все, к чему прикасаешься, все в прах, в смерть, ты и есть смерть, проклинаю тебя. Тебя и себя заодно, что связалась, что решилась, что отдалась тебе всем.
– Лискара, я… я не прошу прощения