В предпоследний день пути они, против обыкновения, заглянули к соседям, долго беседовали, потягивая душистый чай из лепестков розы и заедая сушеными финиками, затем также вместе спустились в столовую, поужинали, вышли на палубу, рассуждая о делах наступающих: кому-то оставаться в Сланах, кому-то добираться до столицы. Пути расходились, прежде надлежало бы и наемнику попрощаться с той, которую он возлюбил за время странствия, но теперь все стало иначе. Они сговорились, закончив дела в Сланах, пуститься в Верей вместе, если в том возникнет необходимость, ведь Жнец душ дал понять, что Мертвеца будут поджидать едва ли не у самих сходен. Возможно, путешествия не будет. Лискаре от этой мысли стало легче, она оставила веер, которым обмахивалась во время ужина, – жара не спадала даже после захода солнца, душный нот только усиливался к вечеру – а затем ушла к себе, сказав, что будет ждать его с особым нетерпением.
Выждав для приличия четверть часа, истомив и себя и ее, Мертвец отправился к каюте. Во тьме коридоров наемник брел почти на ощупь, даже его кошачье зрение не спасало от встречи с нежданными углами. Неподалеку от их комнаты услышал чью-то возню, подумав на соседей, окликнул, но ответа не услышал; верно, обознался. Затем увидел широкую спину в полосатой рубахе с широкими белыми отворотами. Услышал голос, странно детский, оттого и знакомый.
– Олек? – кровь ударила в голову. Ничего не понимая, он бросился к тени, едва видимой в свете далекого кормового фонаря. Здоровяк начал оборачиваться, наемник уж занес кулак для удара в грудь, но с изумлением узрел, что у спины нет лица. Тень сделала пол-оборота, снова оказавшись спиной детины. Бормотание не прекратилось. Удар прошел сквозь воздух, наемник едва не кубарем проскочил следующую пару сажен и тут же оказался возле двери каюты. Спешно обернулся – никого, прошел обратно, снова пусто. Качая головой, открыл дверь, услышав шебуршание. Вбежал, ища кремень и свечу.
– Я тебя заждалась… – но, увидев наемника, Лискара тут же переменила голос: – Боги, что с тобой?
Чирк – и свеча зажжена. Лискара лежала на кровати полуобнаженной в тонкой газовой сорочке, ничуть не скрывавшей ее нежных прелестей. Затеплив свечу, она разглядывала вошедшего, желание уступало место тревоге.
– Что случилось? – Мертвец дернулся, точно от удара.
– Сам не пойму. Вдруг почудился Олек возле нашей каюты. Только спина, я окликнул, он повернулся, снова спина. Будто призрак бродит. Или…, – и вспомнил про подарок Жнеца. Может, это его силы заставляют мертвых оставаться подле живых, даже если те отчаянно противятся подобному? Но ведь он уже сколько не носит браслет. Или это все равно, и браслет, где бы ни находился на корабле, все одно действует по прежней памяти? Стоит выбросить?
Лискара всполошившись, бросилась, прильнула к наемнику.
– Это я, моя вина. Хотела сделать тебе приятное, неожиданное, я хотела… вот итог.
– Милая, – он присел подле. – Пожалуйста, выбрось из буйной своей головушки все это. Может, дело в моей памяти, она призраков призывает. – и, увидев лицо любимой, тотчас оборвал себя. – Все, напугали друг дружку.
Она кивнула. Хватка стала слабеть. Мертвец тихонько распустил волосы, целуя в лоб, подхватил ее, хрупкую, тонкую, прижался к нежно пахнущей ландышами груди, бережно расшнуровывая сорочку. Лискара часто задышала, откинулась, а затем, приблизившись, стала жадно целовать его шею и грудь. Куснула мочку уха.
– Только не останавливайся, – прошептали губы.