Поход на Бар-Хото

– Один человек, – звенел его фальцет, – ехал по дороге, ветром с него сорвало шляпу и забросило в колючий кустарник. Найти ее он не сумел и поехал дальше без шляпы. А через неделю, ночью, когда там проходил другой человек, опять подул ветер, и застрявшая в кустарнике шляпа зашевелилась как что-то живое. В темноте он не рассмотрел, что это, испугался, побежал в соседнюю деревню и рассказал, что в придорожных кустах поселился ужасный демон. Люди поверили ему и с тех пор стали обходить это место стороной. Прошло время, и как-то раз там проходил путник из другой деревни, не знавший о демоне. Шляпа выскочила из кустов и загрызла его насмерть.

– Вот это да! – поразился Цаганжапов.

Дамдин покровительственно улыбнулся ему и перешел к выводам: гамины верят, что, если регулярно совершать с этой пушкой необходимые при подготовке к стрельбе действия, в конце концов она выстрелит.

Чем ее зарядили, я не разглядел из-за толпившихся вокруг солдат. Весь процесс занял не более минуты. Солдаты отхлынули, возле пушки остались лишь канонир и фейерверкер с горящим фитилем. Запальник красной точкой прочертил полосу на фоне темнеющих гор. Порхнул дымок, донесся звук выстрела. Бомба пролетела над нами и разорвалась где-то за лагерем.

На сцене из сотен глоток вырвался ликующий вопль, а в зрительном зале воцарилась тишина. Большинство цыриков не тронулось с места. Со стороны это выглядело как презрение к опасности, хотя на самом деле им просто блеснул луч надежды, что если у неприятеля есть артиллерия, а у нас – нет, возможно снятие осады и возвращение домой.

Я сунул в рот папиросу, но зажечь ее сумел лишь с третьей спички. Первые две сломались: я с неумеренной силой и не под тем углом чиркнул ими о коробок. Впервые это настроение накатило на меня во время боев на Калганском тракте, и с тех пор периодически возвращалось.

В такие минуты всё, что я тут делал и делаю, казалось лишенным всякого смысла. Богдо-гэген представлялся мне просто хитрым пьяницей, его подданные – суеверными дикарями, их «счастливое государство» – балаганом, который держится на честном слове нашего министра иностранных дел. Тогда зачем я здесь? К несчастью, ответ на этот вопрос был слишком хорошо известен: чтобы низкосортная морозовская мануфактура вытеснила из Халхи китайскую далембу и хаембу; чтобы сибирские купцы по дешевке скупали скот, шерсть и кишки для колбасных фабрик у самих монголов, а не переплачивали тройную цену агентам калганских и хайларских посреднических фирм; чтобы в плодородной долине реки Хары вместо китайских поселенцев появились русские крестьяне, вместо чумизы – рожь и ячмень, вместо фанз – избы. Наконец, для того, чтобы в случае войны с Англией забайкальские казаки двинулись из Монголии в Тибет и завладели этим ключом к воротам Индии, а железная дорога из Сибири, через Ургу, прошла бы на Калган – оттуда рукой подать до Пекина. Очень хорошо, моя жена была бы рада, но я не империалист.

Фейерверкер скорректировал прицел – и вторая бомба взрыла землю перед холмом с рассевшейся на нем публикой. После перелета – недолет, классическая артиллерийская вилка. Дохнуло горячей пылью, и на этот раз цыриков как ветром сдуло. Они сделали то, что всегда делали при появлении на поле боя вражеской артиллерии, – начали стекаться к своим лошадям. Немногим хватило духу взяться за винтовки.

Китайцы отвечали куда энергичнее, эхо заметалось между крепостью и холмом. Казалось, гамины воспользуются нашим смятением и, поддерживаемые огнем со стен, вот-вот пойдут на вылазку.

Дамдин куда-то исчез, Наран-Батора с Зундуй-гелуном тоже не было видно. Мы с Цаганжаповым без слов поняли друг друга и бросились в ту часть лагеря, где стояли палатки пулеметной команды, но почти сразу наткнулись на Дамдина – он стремительно шагал нам навстречу с наганом в руке. Ноздри раздуты, в глазах – белый огонь. Наверное, с таким лицом Абатай-хан заносил меч над строптивым Буддой. Следом пулеметчики тащили коробки с лентами и катили свои машины. Колесики лязгали по камням.

На бегу развернувшись, Цаганжапов ринулся обратно – помочь им выбрать огневую позицию, и тут же раздался третий пушечный выстрел. Он прогремел на фоне усиливающейся ружейной пальбы, но все-таки я услышал, что звук у него не такой, как у двух первых.

Вокруг всё смолкло. Дым над башней рассеялся, и я увидел, что пушки там нет. Ее разорвало вместе с артиллеристами. Лишь окровавленные тряпки висели на зубцах.

20

Через пару дней, легок на помине, прибыл Гиршович. Если бы не разрез глаз, в своей подпоясанной наборным ремешком холщовой блузе, в сандалиях и с панамой на голове он выглядел бы как художник-пейзажист, собравшийся на этюды и попавший на войну по ошибке. Его сопровождал слуга-бурят, а на случай встречи с лихими людьми – четверо молодцов с винчестерами.