Похоронное танго

Сыновей совсем было не разглядеть. Я так понял, они ближе к участку закрепились, на самой его границе. Оттуда раза два или три хлопнуло, но, похоже, они патроны берегли. И вообще, в большую перестрелку старались не ввязываться, потому что не на их стороне в такой перестрелке было бы преимущество. Они, конечно, больше на силу свою рассчитывали и все маневрировали, чтобы к бандитам поближе подобраться да врукопашную их передавить.

А солнце уже высоко взошло, на другую половину неба перевалило. То есть, времени уже за полдень набежало. Это ж надо, как время пролетело, пока мы туда-сюда метались, с Николаем-«Фомой» разбирались! И такое впечатление было, что время летело, летело, да вдруг и остановилось. Вы представляете, солнце светит, жара, на реке тишина, солнце так на воде отсверкивает, что и течения реки незаметно, разве редко где легкая рябь совсем золотыми иголками сверкнет, и тогда понятно, что река все-таки движется, деревья тоже в полуденной жаре не шелохнутся, зеленой листвой не шевельнут, за рекой голубоватая дымка замерла, чуть резкость сбивает с очертаний дальнего берега, и там тоже все тихо, и пляжи, и заросли, и сады, и красные крыши этих «новорусских» построек, выглядывающие из зелени. Словом, из тех картин, которые кажутся на века, будто шла жизнь, шла, пришла к такому солнечному озарению и решила, что дальше ей идти некуда. И только в этом царстве волшебного сна редкие хлопки слышатся, которые тоже такими сонными кажутся и безвредными, чем-то вроде потрескивания земли в тех местах, где она под солнцем перестояла.

И ведь долго ничего не менялось, очень долго. Или показалось мне так, ведь известно, как чувство времени исчезает, когда в такие тишину и неподвижность окунешься.

Поэтому я и вздрогнул, когда с той стороны, где за высоченными деревьями ничего видно не было, дикий рев вдруг раздался, вроде клича этих индейцев, команчей, или как их там. Ну, про которых Гойко Митич все время играл, в моей-то молодости, и которые, когда в атаку скакали, такой вопль поднимали, что уши закладывало.

А сразу после вопля опять тяжелые удары послышались, тишину разорвали, и крики людей с этими ударами смешались, и звон стекла, и металла жалобный стон…

Ну, тут я уразумел, что произошло. Это Мишка во вкус вошел машины крушить. И, значит, подобрался он к бандюгам, засевшим с невидимой мне стороны — подобрался, пользуясь тем, что все внимание бандюг было сосредоточено на его братьях, которые на границе участка оборону держат. Там деревья и густая поросль вплотную к дороге подступают, поэтому для Мишки проблемы не было подкрасться и обрушиться на них со всей дури своей силушки молодецкой… А как его кувалда заработала — так, конечно, у них ни времени не было, ни возможности и оружие свое огнестрельное применить, и машины завести, чтобы рвануть куда подальше от этого быка разъяренного.

В общем, суматоха слышалась, звон, грохот, бряцание и выкрики. Если, опять-таки, какой-нибудь фильм вспоминать, чтоб вам попонятней было и чтоб вы все это поживее представили, то прямо «Александр Невский» получается, когда русская дружина сталкивается с крестоносцами на льду Чудского озера.

И потом из-за деревьев «братки» побёгли, драпают, как оглашенные. А потом и Мишка появился. Одной рукой кувалдой над головой крутит, другой держит перед собой бандюгу, здоровенного парня — чтоб, значит, стрелять по нему не вздумали. А бандюга руками-ногами в воздухе мельтешит и орет, на поросячий визг срываясь:

— Только не стреляйте! Только не стреляйте!

А Мишка, прикрываясь им, как щитом, прямо к катеру движется.

Ну, тут у бандитов нервы не выдержали. Владимир-«Губа» и Сизый закричали в том смысле, что отбой, мол, и руками замахали, приказывая отступить. Моторы уцелевших джипов взревели, бандюги в них повскакали да, машины развернув, и рванули прочь. А катер от пристани отвалил и вверх по течению реки пошел, ближе к другому берегу подбираясь.

А как они все развеялись, будто черти от ладана, так и Гришка с Константином показались, из-за кустистого бугорка, за которым таились и стрельбой бандитов сдерживали. Мишка своего пленника выпустил, тот и плюхнулся на землю, словно мешок с картошкой. А Мишка что-то сказал ему что именно, мне на расстоянии слышно не было, но, видимо, что-то очень впечатляющее — и бандюга, вскочив, так и дунул прочь. А Мишка опять расхохотался. Стоит, аж покачивается, как хмельной. А он, по большому счету и был хмельной: хмель драки ему в голову ударил. И вот он стоит, весь солнцем облитый, так, что его рубашка и светлые волосы белым огнем сверкают, своей силе и жизни вообще радуется. Мол, хороша жизнь!

А потом мои сыновья несколькими словами обменялись и к дому направились… Мишка шагает, кувалду на плече несет, Гришка и Константин идут, оружием обвешанные. И кажется, что земля под ними откликается — не дрожит, а именно вот откликается, сама радуясь, что таких богатырей на себе носит, и с каждым её пружинистым откликом сил у них прибавляется.