Читаем Похвала Маттиасу Векманну полностью

Эта выдержка действительно ставит всё на свои места, и здесь не нужно излишних объяснений. Отметим сразу, что сонаты для инструментов могли, оказывается, исполняться и в стенах церкви. Далее, выдержка хорошо отвечает на вопрос некоторых теперешних органистов: как это Векманн, будучи таким авангардистом, садясь за орган, делался вдруг этаким Дюфаи? — Нет, он, оставаясь тем же Векманном, вовсе не был пассеистом, стилизующим старинную музыку (что выглядело бы для тех времён весьма странно, ибо люди не выучились ещё умиляться любой музейностью и каждой соринкой старины), — нет; но приходилось, и не только ему, принимать определённые меры, вести умную оборону. Всё это ясно, как и то, насколько умными, образованными, всесторонне “подкованными” были тогдашние органисты и прочие музыканты. Примечательно другое, а именно: музыка (и более ничего, никакие словесные аргументы) — музыка сама стала достойным ответом на скандальные нападки, и все это поняли, не исключая самого скандалиста-профессора. Теперь скажите: кого и в чём сейчас могла бы убедить музыка? Нет, ты ответь, оправдайся, покайся! что ты нам тут пиликаешь?!

Вот образование, вот уровень культуры! Как же низко мы пали! Wie liegt die Stadt so wüste!

О надтексте

: O Lux Beata Trinitas,

др

.

циклы

; Wie liegt die Stadt so wüste

и др

.

кантаты

* * *

Мысль ещё об одном добавлении родилась из темы предыдущего: под мнимой старообразностью кроются далеко вперёд идущие вещи, как мы это видели, обсуждая композиционную идею хорального ритурнеля. Но можно поставить вопрос иначе, вопрос надтекста: не запрятаны ли под той или иной звуковой оболочкой какие-либо богословские и подобные им идеи надтекста? Но в таком вопросе кроется или ошибка, или подвох. Подвох состоит в том, что мы при ответе приравняем надтекст к некоему куда-то запрятанному (для большей сохранности, вероятно?) материальному объекту и, тем самым, уроним и себя, и идею надтекста. А ошибкой было бы принятие надтекста за некую вещь или секрет, который мы можем выведать с помощью интеллектуальных способностей и манипуляций или же — зайдя к знакомому, соседу на рюмочку чая и чашечку коньяку. Хотя… к соседу — это мысль! Ибо надтекст не вне, а в нас самих. Объект вовне, но субъект внутри вас. Надтекст — это субъект, вот, что надо понять, это — мы сами, наше состояние, наша зрелость: царство Божие вот оно, внутри вас есть (срв. Лк. 17:21).


V. Versus из цикла на 6 версусов O Lux beata Trinitas.

Во-первых: это — строфическая хоральная фантазия — проведены в виде cantus in canto colorato (мелодия в украшенном, т. е., колорированном, дисканте) все три строфы гимна. (Вот, значит, у Векманна и не две хоральные фантазии в циклах, а больше.) Первая строфа — Бог-отец…

У самого Векманна нет ничего подобного этому версусу по мелодической красоте, богатству и изысканности мелодико-гармонических сочетаний, это не “музыка XVII века”, “Северной Германии”, “Гамбурга”, это — звучащая вечность — прорыв в единственное!.. Вот наверное, где использовались субсемитонии гамбургских органов.

Бог Сын — в теноре (2-я строфа; см. три Kyrie в Klavierübung, III Баха, это — традиция). “Сыновняя” строфа может напомнить французский Tierce en Taille, но только напомнить…

Бог Дух Святой — снова в дисканте, но свободно летает по всем тесситурам, как белый голубь, согласно Евангелию о Крещении Господа Иоанном Предтечей, когда Иоанн увидел ниспускавшегося на Господа голубя; или видению св. Серафима Саровского, когда он, ещё диаконом сослужа священникам, увидел Самого Иисуса Христа являющимся в разных частях храма… Подобную же вещь запечатлевает второй из трёх версусов Komm, heiliger Geist, Herre Gott — тоже красивейший у Векманна, но другой красотой. V. Versus Троицы знойно-летний, прохлада наступает здесь только в третьей строфе — Святого Духа — “глас хлада тонка”, струящийся ветерок прохлады. Komm, heiliger Geist… весь отрадно-прохладный, утешительно-природный, восхитительно-чудный, летне-воздушный, нет слов об этом говорить — а этот слегка наивный, как будто придурковатый иногда: Матти, опять ты за своё, что ты из себя строишь?! — вот он смог передать — музыкой!

I. Versus O Lux beata Trinitas — грандиозный, с ритурнельной композицией, как это потом у Баха, с кантус-фирмусом в теноре двойной педали…

I. Vers. Es ist das Heil… — похожей композиции, но с хоралом в басу одинарной педали…

Палата драгоценностей, сад неземных наслаждений — не босховских земных, куда лучше не попадать…

Зачем их только 9, а не 99?

Каждая нота что-то значит — как безчисленные глаза Божественных Животных — Серафимов Иезекииля…

* * *

Перейти на страницу:

Похожие книги

Иван Грозный
Иван Грозный

В знаменитой исторической трилогии известного русского писателя Валентина Ивановича Костылева (1884–1950) изображается государственная деятельность Грозного царя, освещенная идеей борьбы за единую Русь, за централизованное государство, за укрепление международного положения России.В нелегкое время выпало царствовать царю Ивану Васильевичу. В нелегкое время расцвела любовь пушкаря Андрея Чохова и красавицы Ольги. В нелегкое время жил весь русский народ, терзаемый внутренними смутами и войнами то на восточных, то на западных рубежах.Люто искоренял царь крамолу, карая виноватых, а порой задевая невиновных. С боями завоевывала себе Русь место среди других племен и народов. Грозными твердынями встали на берегах Балтики русские крепости, пали Казанское и Астраханское ханства, потеснились немецкие рыцари, и прислушались к голосу русского царя страны Европы и Азии.Содержание:Москва в походеМореНевская твердыня

Валентин Иванович Костылев

Историческая проза