Поклон старикам

Сэжэдма неодобрительно посмотрела на мужа. Она была не согласна с ним, сердито думала: «Мой-то опять характерец показывает, человек от чистого сердца, а он еще вон как — отказывается… Лежал бы спокойно, понять надо, ведь болеешь…»

— Иди-ка ты отсюда по-хорошему. — Больной махнул тонкой, слабой рукой. — У меня нет сил разговаривать с тобой. Иди, иди…

— Выгоняешь из дома? — ужаснулся вдруг Дэлгэр. — Ты бы посмотрел на себя, а? Увидел бы, какой ты стал, даже сказать страшно. Эх ты, мелкая ты душонка… Да что с тебя возьмешь, с такого… конченого… — Он фальшиво вздохнул. — О тебе заботился, хотел, чтобы и зимой у тебя в доме было тепло, о зиме надо загодя думать, а ты вон что… Уйду, уйду, не больно-то и хотелось разговаривать с тобой…

Дэлгэр ушел. Он шагал по улице, посмеивался, думал: «Ладно, выдал я ему… не полностью, но все же выдал. Пускай теперь разбирается. Много горького услышал».

2

Нелегко человеку понять страшную истину, что приходит конец его жизненного пути. Конец, смерть… После этого для него больше ничего не будет, все останется тем, кто моложе его, здоровее, они будут жить. Потом им на смену придут другие… Умом все это можно попять и даже как-то представить: все мы еще с малых лет знаем, что человек не вечен… И вообще в материальном мире нет ничего вечного, все имеет конец. Умом мы понимаем, а вот сердцем — нет. Сердце воспринимает конец жизни как жестокую, оскорбительную, незаслуженную обиду. Душу охватывает горечь и страх…

Почти все эти чувства переживал в своем сердце Жамсаран Галданович. Чтобы как-то сдержаться, не закричать, сохранить достоинство, он крепче сжал зубы.

Да, он и раньше, года два назад, догадывался, что у него неладно со здоровьем. Не догадывался, а твердо знал, догадывались об этом другие, прежде всего — товарищи по работе, особенно секретарь парткома Санданов. Да, Санданов первым заметил и мешки под глазами председателя, землистый цвет лица, и то, что он быстро утомляется… Однажды Санданов начал этот памятный разговор:

— Галданович, послушайте внимательно. Вот что хочу сказать: возраст у вас немаленький… Сколько лет работаете без отпуска? Ну вот, видите? Надо поберечь себя. Возьмите отпуск, поезжайте на Черное море, в санаторий. Или турпутевку возьмите, а? За рубеж, а? Отдохнете, сколько впечатлений, на многие годы. Согласны? Через неделю и в дорогу, договорились?

Председатель тогда привычным жестом откинул назад волосы, провел ладонью по лицу, засмеялся:

— Отпуск и путевка от неминуемого конца не спасут. Ездил я когда-то, лет десять назад, в Ялту, кажется. Двенадцать дней прожил и — ходу обратно, домой… Вот так. После этого дома с полмесяца проболел.

Санданов осуждающе покачал головой:

— Не согласен я с вами, Галданович… Надо отдыхать не один раз в десять лет, а ежегодно. И здоровье поправите, и силы накопите. Работа еще лучше пойдет.

— Погоди, — вдруг повеселел председатель, — ты на сколько моложе меня?

— Ну, на пятнадцать лет, — Санданов мотнул крепкой шеей, — А что?

— Ну, садись сюда. Чего удивляешься? Вот сюда, к столу заседаний. Попробуем, кто здоровее.

— Скандербека?

— Вот-вот. — Жамсаран Галданович снял пиджак, повесил на спинку стула, засучил рукава. — Ну, садись, попробуем.

Парторг чувствовал себя неловко, с жалостью посматривал на председателя.

— Несерьезно, — проговорил он, вытирая все же сухим платком вспотевшую руку. — Молодой да старый…

А Жамсаран Галданович и не думал отказываться от борьбы. Они сели друг против друга, сжали пальцы… Рука, шея, лицо председателя побелели. На пальцах, на толстом, как пень, могучем запястье парторга вздулись синие жилы.

Никто не мог одолеть другого… Не мигая смотрели соперники друг на друга, дрожа всем телом, трудно дыша, старались согнуть, прижать к столу руку противника.

«Вот черт, какой жилистый мужик… не могу одолеть… Хорошо хоть никто не видит. Позор же, стыдобушка», — подумал Санданов. Прошло еще какое-то время, он с трудом проговорил:

— Н-ну… оставим… сс-сил нн-нет. — Шумно дыша, он опустил руку.

— Вот так, — по-русски сказал председатель, тоже опуская руку. — Понял? Никому, имеющему уши, не говори, что я ослабел.

Санданов смущенно улыбнулся, покачал головой.

— Ну, знаете… Будут спрашивать, откажусь… Не в моих интересах признаваться. — Он помолчал. — Слушайте, Галданович, поговаривали, что вы когда-то разбили челюсть Дэлгэру Шойдонову… Дело давнее, можно бы и не вспоминать, просто интересно, правду ли говорят?

Председатель, еще и не отдышавшись как следует, весело блеснул глазами. Ответил, держась рукою за сердце:

— Чего там… Был такой неприятный случай. Вспоминать неловко… Но в молодости человек всегда горд и… не всегда еще умен… Тогда мы только что создали в Зазе колхоз… Нет, погоди, погоди… Лучше начать еще раньше… Хотя бы вот с чего: ты, однако, слышал, что в ту доколхозную пору в наших краях никто не мог тягаться по богатству, по числу скота с нашим богачом Шойдон-бабаем.