Поклон старикам

Дэлгэр притворно вздохнул, спросил вроде бы участливо:

— Боли, однако, невыносимые? Как терпит, не могу понять…

Он снова громко вздохнул.

— Желудок пищу не принимает, да? Видит еду, а есть не может, да? О бурхан, какое мученье… Русские говорят, — в голосе у него вроде зазвучали веселые нотки, — око, мол, видит, а зуб неймет…

«Вот сволота, — с ненавистью подумал Жамсаран, — Головой, наверное, киваешь… Желтую рожу свою морщишь… Меня не проведешь, понимаю: ты пришел не за тем, чтобы посочувствовать, помочь… Нет, знаю я тебя, мне добра не пожелаешь… Да и на кой черт мне твоя жалость, твое поганое сочувствие?..»

— Насчет чарочки-то как скажешь, а? — ласково напомнила Сэжэдма.

— Как одному выпить, просто не знаю, — ворчливо проговорил Дэлгэр. — Не пьяница я, не алкоголик… В одиночку глотать ее вроде не того…

— Знаешь ведь, я эту беду не терплю. А ты — давай, чего уж… — ободряюще улыбнулась Сэжэдма. — Давай один. Пить-то — один глоток, — она протянула ему полный до краев стакан.

Дэлгэр принял стакан, побрызгал из него пальцем в стороны по капле, закрыл и разом опрокинул его в рот.

- Ахх, — он шумно выдохнул воздух. — До чего горькая, брр… Да и нагрелась… Надо бы в холодке держать…

— Откуда мне знать, когда она нагревается, когда становится горькой?

Некоторое время на кухне было тихо, Дэлгэр старательно жевал, заедал водку холодным мясом. Утерся рукой, спросил:

— Сколько же наш Галданович теперь получает, а? Какую пенсию назначили?

— Восемьдесят рублей. Потом еще разные льготы полагаются. За электричество совсем мало платим… Лекарство ему дешевое…

— Неужели всего восемьдесят? — Вид у Дэлгэра был удивленный. — Всего восемьдесят? Это как же так? Гляди-ка, у меня никакого хорошего образования, ни на какой важной должности не был, на такой, где надо умом шевелить… Всю жизнь на самой черной работе… а когда пошел на бессрочный заслуженный отдых, пожалуйста, товарищ Шойдонов, вот вам пенсия, сто двадцать рублей… Живу теперь со спокойной душой, никаких забот, никаких тревог. — Он вроде пригорюнился, опять завздыхал, подпер рукой голову.

— До чего интересно, а? Мой сверстник Жамсаран с самой юности, не знаю уж, с каких малых лет в комсомоле, до сих пор то парторгом в колхозе, то председателем… Всегда в начальниках… А ему нате, на старости лет всего восемьдесят рублей, каково это? До чего же интересно, Сэжэдма, правда?

— Нам и восьмидесяти хватает, — не очень уверенно ответила Сэжэдма.

— Как же так? — продолжал возмущаться Дэлгэр. — По моему тупому соображению наш Жамсаран должен получать не меньше… ну, не меньше ста пятидесяти рублей… Так? Или, может быть, наше государство, всячески заботясь о простых рабочих, не очень думает о руководящих товарищах? Интересно, правда? — Он пощелкал языком.

Разговор надолго оборвался. Сэжэдма, наконец, сообразила, что Дэлгэр появился у них неспроста, сидит здесь не зря… Она возмутилась, хотела резко оборвать его, отчитать, но не вспомнила сразу путных, достойных слов. Да она и вообще не любит и не умеет ссориться. И в семье, и с чужими одинаковая… Привыкла во всем слушаться мужа, и жила его умом, поставила на ноги сына Ревомира и дочь Энгельсину. Никогда не утомляла себя размышлениями, не занималась сплетнями, с самого начала семейной жизни твердо уверовала в то, что нет ничего лучшего, чем кормить и одевать детей, заботиться о муже, держать дом в чистоте и порядке. Так и жила… Когда ужасная болезнь нашла Жамсарана Галдановича, сбила его с ног, уложила в постель, заботы о заболевшем муже ни на минуту не оставляли ее ни днем ни ночью.

Не все замечают, как она сдала за последнее время. Да и как заметишь, когда она по-прежнему радуется каждому, кто заходит в их дом, нет у нее никакого другого чувства, кроме доброты, и не всегда она может отличить хитрую ложь от чистой правды. Вот и этого Дэлгэра, сына Шойдона, того самого богача Шойдона, который когда-то весь улус держал в страхе, каждому приказывал все, что хотел, она встретила так же горячо, словно родного старшего брата…

— Может, еще выпьешь, а? Перед горячей едой? Ну, налей себе сам, вот бутылка, вот стакан.

—  Что ж… — словно неохотно ответил Дэлгэр. — Можно, конечно… Кто осудит пенсионера? Ни забот у меня, ни спешки… — Дэлгэр вылил водку в стакан, сгреб с тэбшэ тарелки жирную баранью лопатку.

— Да, — заметил он назидательно, показывая глазами на лопатку, — теперь нам, старикам, жирную баранину надо потреблять с великой осторожностью. — Он поднял вверх палец, с которого стекал бараний жир. — Вредно. Наука вроде так говорит, доктора: — Вредно есть много жирного мяса, — Он наморщил лоб. — От жирного мяса люди толстеют… Да… А кому охота стать посмешищем, верно? — Он поднял стакан с водкой, поднес к глазам, стал смотреть в окно. — Скажи, как интересно… Все, понимаешь, видно… Через водку все даже интереснее. — Он поставил стакан на стол.