Читаем Поклонение кресту полностью

Вся в трепете, в испуге я.

Эусебио

О, как любовь моя могуча!

Юлия

О, как строга звезда моя!

(Уходят.)

СЦЕНА 12-я

Внешний вид монастыря.

Рикардо, Селио.

Рикардо

Уж три часа, замедлил сильно.

Селио

Рикардо, кто блаженство пьет,

Тот никогда во мраке ночи

Рассвета ясного не ждет.

Ему наверно показалось,

Готов побиться об заклад,

Что солнце никогда так рано

Не надевало свой наряд.

Рикардо

Всегда светает слишком рано

Для тех, кто хочет; для того,

Кто насладился, слишком поздно;

Тут не изменишь ничего:

Кто ждет одно, кто ждет другое.

Селио

Ну, он-то, думаю, не ждет,

Чтобы восток скорей зажегся.

Рикардо

Уж два часа.

Селио

И напролет

Всю ночь пробудет, а не скажет,

Что два часа.

Рикардо

Пожалуй так:

Пока мы тут часы считаем,

Он не припомнит их никак

И наслаждается.

Селио

А знаешь,

Рикардо, я подумал что?

Ведь Юлия его призвала.

Рикардо

Еще бы. Так, без зова, кто

Забраться в монастырь посмеет?

Селио

Какой-то шум. Ты слышишь?

Рикардо

Да.

Селио

Выходит и спуститься хочет.

Приставим лестницу сюда.

СЦЕНА 13-я

Юлия, Эусебио, у окна.

- Рикардо, Селио.

Эусебио

Прочь, женщина!

Юлия

Итак, когда я,

Твоим желаниям поддавшись,

Твоей печалью соблазнившись,

К твоим мольбам свой слух склонив.

Растрогана твоим рыданьем,

Двояко Бога оскорбила,

Как Господа и как супруга,

Ты от меня стремишься прочь,

С презрением непоправимым,

Гнушаясь мной до обладанья!

Куда ж из рук моих ты рвешься?

Эусебио

О, Женщина, оставь меня!

Чего ты хочешь? Не могу я

Не рваться прочь, когда увидел

В твоих объятьях знак чудесный

Каких-то божеских примет,

Из глаз твоих огни струятся,

В твоем дыханьи слышу пламя,

Твой каждый довод - жгучий кратер,

И каждый волос - как гроза,

В твоих словах - я смерть встречаю,

И в каждой ласке - ад разъятый;

Так устрашен я крестным знаком,

Который грудь твою хранит.

То было знаменьем чудесным,

И небеса да не допустят,

Чтоб я, хоть столь их оскорбляю,

Забыл почтение к Кресту,

Когда он будет мною сделан

Свидетелем моих падений,

Как позову его на помощь,

Как призову, не устыдясь?

Нет, Юлия, будь инокиней:

Нет, я тебя не презираю,

Тебя люблю теперь сильнее.

Юлия

Останься, Эусебио.

Эусебио

Вот лестница.

Юлия

Постой, останься,

Или возьми меня с собою.

Эусебио

Нельзя. (Спускается.) Блаженства не вкусивши,

Которого я столько ждал,

Тебя навеки покидаю.

(Падает.)

О, Господи, не дай погибнуть!

Я падаю.

Рикардо

Что там случилось?

Эусебио

Не видите, что в высоте

Исполнен жгучих молний ветер?

Не видите, что в пятнах крови

Нависло небо надо мною?

Куда ж укрыться я могу,

Когда разгневается небо?

О, Крест божественный, отныне,

Перед тобою преклоняясь,

Даю торжественный обет,

Что я без всяких оговорок

Везде, где я тебя увижу,

Прочту, в мольбе,

Упавши на земь пред тобой!

(Он поднимается, и все трое они уходят,

оставляя лестницу.)

СЦЕНА 14-я

Юлия (у окна)

Я вся в тревоге, вся в смущеньи.

Так это-то, неблагодарный,

Твоя обещанная твердость?

Так это крайности любви?

Или моей любви тут крайность?

Угрозами, тоской, мольбами,

То как насильник, то как нежный,

Ты все настаивал, пока

Не победил меня; но только

Сумел назваться полновластным

И над собой и надо мною,

Как пред победою бежал.

Кто побеждал, спасаясь бегством,

Кто, как не ты? Я умираю!

О, небо! Для чего природа,

Чтоб убивать, рождает яд,

Когда на свете есть презренье?

Оно меня лишает жизни;

И в пытке снова я желаю

Того, пред чем презренна я.

Кто знал столь странное влиянье

Любви? Когда в слезах, с мученьем,

Он умолял, я отвергала;

Когда он бросил, я молю.

Так вот мы, женщины, какие,

Мы против собственных желаний,

Любя, тому, кого мы любим,

Упиться счастьем не даем.

Пусть нас никто не любит слишком,

Когда достичь награды хочет:

Любимые, мы презираем,

Отвергнутые, любим мы.

Не больно мне, что он не любит,

А больно, что меня он бросил.

Он здесь упал, за ним я кинусь.

Но это лестница? О, да!

Какое страшное мечтанье!

Остановись, воображенье,

Не устремляй меня с обрывов;

Раз я с тобою соглашусь,

Я совершаю преступленье.

Но Эусебио влюбленный

Не для меня ль сюда ворвался?

И не было ли сладко мне

Из-за себя его увидеть

В такой опасности? Так что же

Я сомневаюсь? Что ж колеблюсь?

Уйдя, я то же совершу,

Что сделал он, сюда вступая:

И раз одно с другим сравнится,

Он будет рад, меня увидя

В опасности из-за него.

Согласие ему давая,

Я тот же самый грех свершила;

Зачем же счастье будет меньше,

Когда вина так велика?

Когда согласье я давала,

И Бог свою десницу отнял,

Моя вина не прощена ли?

Чего ж должна еще я ждать?

(Спускается по лестнице.)

Нет больше в сердце уваженья

Ни к миру, ни к стыду, ни к Богу,

Когда с закрытыми глазами

Иду к великой слепоте.

Я ангел, павший с высей неба,

Я демон, потому что, павши,

Раскаянья не ощущаю,

Хоть нет надежд вернуться ввысь.

Уже стою я вне святыни,

И мертвое молчанье ночи,

Меня окутывая мраком,

Тревожит ужасом мечту.

Настолько путь затянут тьмою,

Что я о сумрак спотыкаюсь

И, падая, не замечаю,

Что я в объятиях греха.

Куда иду? Чего хочу я?

Боюсь, что в смуте этих страхов

Восстанет каждый волос дыбом

И возмутится кровь моя.

Воображение в тревоге

Рождает в воздухе виденья,

И голос эхо глухо вторит

Неумолимый приговор.

То преступление, что прежде

Меня соделало надменной,

Меня не возбуждает больше

И заставляет трепетать.

Едва передвигаю ноги,

Они стеснились кандалами,

Перейти на страницу:

Похожие книги

Уильям Шекспир — природа, как отражение чувств. Перевод и семантический анализ сонетов 71, 117, 12, 112, 33, 34, 35, 97, 73, 75 Уильяма Шекспира
Уильям Шекспир — природа, как отражение чувств. Перевод и семантический анализ сонетов 71, 117, 12, 112, 33, 34, 35, 97, 73, 75 Уильяма Шекспира

Несколько месяцев назад у меня возникла идея создания подборки сонетов и фрагментов пьес, где образная тематика могла бы затронуть тему природы во всех её проявлениях для отражения чувств и переживаний барда.  По мере перевода групп сонетов, а этот процесс  нелёгкий, требующий терпения мной была формирования подборка сонетов 71, 117, 12, 112, 33, 34, 35, 97, 73 и 75, которые подходили для намеченной тематики.  Когда в пьесе «Цимбелин король Британии» словами одного из главных героев Белариуса, автор в сердцах воскликнул: «How hard it is to hide the sparks of nature!», «Насколько тяжело скрывать искры природы!». Мы знаем, что пьеса «Цимбелин король Британии», была самой последней из написанных Шекспиром, когда известный драматург уже был на апогее признания литературным бомондом Лондона. Это было время, когда на театральных подмостках Лондона преобладали постановки пьес величайшего мастера драматургии, а величайшим искусством из всех существующих был театр.  Характерно, но в 2008 году Ламберто Тассинари опубликовал 378-ми страничную книгу «Шекспир? Это писательский псевдоним Джона Флорио» («Shakespeare? It is John Florio's pen name»), имеющей такое оригинальное название в титуле, — «Shakespeare? Е il nome d'arte di John Florio». В которой довольно-таки убедительно доказывал, что оба (сам Уильям Шекспир и Джон Флорио) могли тяготеть, согласно шекспировским симпатиям к итальянской обстановке (в пьесах), а также его хорошее знание Италии, которое превосходило то, что можно было сказать об исторически принятом сыне ремесленника-перчаточника Уильяме Шекспире из Стратфорда на Эйвоне. Впрочем, никто не упомянул об хорошем знании Италии Эдуардом де Вер, 17-м графом Оксфордом, когда он по поручению королевы отправился на 11-ть месяцев в Европу, большую часть времени путешествуя по Италии! Помимо этого, хорошо была известна многолетняя дружба связавшего Эдуарда де Вера с Джоном Флорио, котором оказывал ему посильную помощь в написании исторических пьес, как консультант.  

Автор Неизвестeн

Критика / Литературоведение / Поэзия / Зарубежная классика / Зарубежная поэзия
Полет Жирафа
Полет Жирафа

Феликс Кривин — давно признанный мастер сатирической миниатюры. Настолько признанный, что в современной «Антологии Сатиры и Юмора России XX века» ему отведён 18-й том (Москва, 2005). Почему не первый (или хотя бы третий!) — проблема хронологии. (Не подумайте невзначай, что помешала злосчастная пятая графа в анкете!).Наш человек пробился даже в Москве. Даже при том, что сатириков не любят повсеместно. Даже таких гуманных, как наш. Даже на расстоянии. А живёт он от Москвы далековато — в Израиле, но издавать свои книги предпочитает на исторической родине — в Ужгороде, где у него репутация сатирика № 1.На берегу Ужа (речка) он произрастал как юморист, оттачивая своё мастерство, позаимствованное у древнего Эзопа-баснописца. Отсюда по редакциям журналов и газет бывшего Советского Союза пулял свои сатиры — короткие и ещё короче, в стихах и прозе, юморные и саркастические, слегка грустные и смешные до слёз — но всегда мудрые и поучительные. Здесь к нему пришла заслуженная слава и всесоюзная популярность. И не только! Его читали на польском, словацком, хорватском, венгерском, немецком, английском, болгарском, финском, эстонском, латышском, армянском, испанском, чешском языках. А ещё на иврите, хинди, пенджаби, на тамильском и даже на экзотическом эсперанто! И это тот случай, когда славы было так много, что она, словно дрожжевое тесто, покинула пределы кабинета автора по улице Льва Толстого и заполонила собою весь Ужгород, наградив его репутацией одного из форпостов юмора.

Феликс Давидович Кривин

Поэзия / Проза / Юмор / Юмористическая проза / Современная проза