Читаем Поклонник вашего таланта: искусство и этикет полностью

Следовательно, как раз мир искусства и заключен сегодня в скобки политеса, частично являя себя через специфический язык грантовых заявок и музейной дидактики. Меж тем термин «вежливый терроризм», с заключенным в нем ощущением внешнего спокойствия, более точно описывает дипломатические ноты министерства юстиции, чем поэзию. Бюрократия характеризуется наличием самовоспроизводящейся структуры четко обозначенных нормативов – всеобъемлющего свода правил, которыми, по сути, никто не управляет. Таким образом, бюрократическая система весьма склонна к распаду, что приводит к усилению произвола на местах и притеснению посредством тех самых ничьих правил – с всеобщего согласия большинства, надо заметить. В своей работе «О насилии» (1969 г.) Ханна Арендт в скобках замечает: «Если, согласно традиционной политической мысли, мы ставим знак равенства между тиранией и неподотчетным правительством, то правление Ничто, совершенно очевидно, будет самым тираническим из всех возможных, поскольку даже спросить за содеянное не с кого…»

В бюрократической системе профессионализм – этот подвид этикета, присущий бюрократическому порядку, – сводится к полезному социальному ремеслу, наскоро усвоенному через средства массовой коммуникации, набор поведенческих стандартов, которые в идеале сглаживают шероховатость межличностных отношений, чтобы люди могли эффективно сотрудничать для достижения общих целей.

Симптомы подверженности воздействию структурного деспотизма и, следовательно, причастности к нему сопровождаются буйным помешательством на профессионализме и включают в себя всепроникающее чувство рабской зависимости от непонятно кем установленных требований к достижению успеха (выполнять которые малоинтересно или неинтересно вовсе, разве только ради удовлетворения подспудных карьерных устремлений, отделенных от тех аспектов деятельности, что не сопряжены с приобретением социальной или материальной выгоды), и превращение якобы нейтральных терминов («мир искусства», «академия») в уничижительные, выражающие неудовлетворенность человека суровыми обстоятельствами, которые тот не в силах изменить.

Как правило, человек стремится к эталону профессионализма с целью получить выгоду, связанную с экономическим и социальным обеспечением. Для художников этот стимул не столь очевиден, поскольку подавляющее большинство творческих людей даже не трудоустроены официально, они функционируют в рамках рыночной системы, которая зиждется на нестабильности и издержках.

Тем не менее, несмотря на спорные преимущества профессионализма, избавиться от социального давления, требующего соответствовать узкому диапазону приемлемых паттернов самопрезентации, в среде художников непросто. Может быть, дело в том, что различие между профессиональной и мнимо профессиональной сферами довольно трудно уловить. Эта неопределенность отражается в мире искусства в целом.

Человек, причастный к миру искусства, по крайней мере номинально, является не просто частью некоего бизнеса, индустрии, сообщества – он причастен к самой жизни. То есть, опять же, номинально ставки на выбывание очень высоки: открыто признать, что ты пытаешься описать или, еще хуже, следовать правилам этой игры в «я принадлежу к», означало бы признать, что ты как раз «не принадлежишь», что равносильно проигрышу. Все более острое социальное давление, нагнетаемое для незримого управления самосознанием человека и его восприятием отношений с окружающими ради предполагаемой выгоды, говорит нам о том, что совершенное владение правилами начинает преобладать над непосредственно игрой, как и над реальными возможностями игроков.

Вспомним версальский двор с его чрезмерно манерной, не имеющей реальной политической власти аристократией. Как и дворцовый этикет, свод стандартов профессионализма примиряет преследующие различные цели группировки, но не во имя государя, а во имя бизнеса. И вот тут-то вопрос профессионализма становится особенно интересным в контексте его отношения к миру искусства: если область искусства – это неуправляемые субъекты, активированные через своего рода игру, которая должна быть, по крайней мере до поры до времени, бесцельна или существовать в области, содержащей многочисленные, разнообразные и противоречивые цели и вопросы одновременно, то степень гибкости и неопределенности в отношении статуса данной области и субъектов ее составляющих (а также их амбиций) – это суть вопроса, а не проблема, требующая решения.

Существует ли вообще такое явление, как «профессиональный художник», если итогом усваивания профессиональных стандартов является создание социального и институционального состояния покоя, необходимого для эффективного достижения общих (коммерческих) целей?

Не в том ли и состоят полномочия художника (при всем уважении к Сартру, воспевающему Малларме, или к бунтарям-авангардистам) – вести игру в ассоциации: отступать от превалирующих социальных кодов и нарушать их?

Перейти на страницу:

Все книги серии Minima

Дисней
Дисней

"Творчество этого мастера есть the greatest contribution of the American people to art – величайший вклад американцев в мировую культуру. Десятки и десятки газетных вырезок, варьирующих это положение на разный лад, сыплются на удивленного мастера.Все они из разных высказываний, в разной обстановке, разным газетам, через разных журналистов. И все принадлежат одному и тому <же> человеку. Русскому кинематографисту, только что высадившемуся на североамериканский материк. Впрочем, подобные вести опережали его еще из Англии. Там он впервые и в первый же день вступления на британскую почву жадно бросился смотреть произведения того, кого он так горячо расхваливает во всех интервью. Так, задолго до личной встречи, устанавливаются дружественные отношения между хвалимым и хвалящим. Между русским и американцем. Короче – между Диснеем и мною".

Сергей Михайлович Эйзенштейн

Публицистика / Кино / Культурология / Образование и наука / Документальное

Похожие книги

Эра Меркурия
Эра Меркурия

«Современная эра - еврейская эра, а двадцатый век - еврейский век», утверждает автор. Книга известного историка, профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина объясняет причины поразительного успеха и уникальной уязвимости евреев в современном мире; рассматривает марксизм и фрейдизм как попытки решения еврейского вопроса; анализирует превращение геноцида евреев во всемирный символ абсолютного зла; прослеживает историю еврейской революции в недрах революции русской и описывает три паломничества, последовавших за распадом российской черты оседлости и олицетворяющих три пути развития современного общества: в Соединенные Штаты, оплот бескомпромиссного либерализма; в Палестину, Землю Обетованную радикального национализма; в города СССР, свободные и от либерализма, и от племенной исключительности. Значительная часть книги посвящена советскому выбору - выбору, который начался с наибольшего успеха и обернулся наибольшим разочарованием.Эксцентричная книга, которая приводит в восхищение и порой в сладостную ярость... Почти на каждой странице — поразительные факты и интерпретации... Книга Слёзкина — одна из самых оригинальных и интеллектуально провоцирующих книг о еврейской культуре за многие годы.Publishers WeeklyНайти бесстрашную, оригинальную, крупномасштабную историческую работу в наш век узкой специализации - не просто замечательное событие. Это почти сенсация. Именно такова книга профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина...Los Angeles TimesВажная, провоцирующая и блестящая книга... Она поражает невероятной эрудицией, литературным изяществом и, самое главное, большими идеями.The Jewish Journal (Los Angeles)

Юрий Львович Слёзкин

Культурология