Филип быстро шагал по улицам к конторе мистера Доусона, размышляя о значении услышанного и о том, как лучше всего поступить. К тому времени, когда он оказался у аккуратной двери конторы, расположенной на одной из новых улиц по другую сторону моста, в голове у него уже созрел вполне четкий план. Клерк, открывший ему, был таким же аккуратным, как и сама дверь; он ответил, что мистера Доусона нет, и после небольшой паузы добавил:
– Он вернется менее чем через час; мистер Доусон отлучился для того, чтобы составить завещание миссис Досон – миссис Досон из Коллитона; врач не уверен, что ей станет лучше.
Вероятно, клерк адвоката с более солидной практикой не стал бы сообщать столько подробностей о делах своего нанимателя; впрочем, в данном случае это значения не имело, ведь сообщенная информация не произвела на Филипа никакого впечатления; подумав, он сказал:
– Тогда я вернусь через час. Сейчас без четверти четыре; скажите мистеру Доусону, что я приду еще до пяти.
Развернувшись на каблуках, он немедленно вышел обратно на Хай-стрит; шаг его теперь был гораздо быстрее и решительнее, чем прежде. Филип спешил по опустевшим из-за плохой погоды улицам в «Георг», главный городской трактир, вывеска которого была прикреплена к деревянной балке и выдавалась на середину узкой улочки; неуверенно подойдя к барной стойке (ведь трактир был излюбленным заведением монксхэйвенской знати и считался местом, слишком фешенебельным для клиентов вроде Хепберна), молодой человек спросил, можно ли в четверть часа подготовить двуколку и прислать ее к двери его магазина.
– Разумеется, – был ответ. – Как далеко вы собираетесь ехать?
Поколебавшись, Филип ответил:
– По Узловой тропе до перелаза, ведущего к ферме Хэйтерсбэнк; там нужно будет дождаться пассажиров.
– Пускай не заставляют извозчика ждать слишком долго, в такой-то вечер; от этого ветра и дождя лошадь может околеть.
– Долго ждать не придется, – произнес Филип решительно. – Не забудьте: через четверть часа.
Он зашагал обратно к магазину, прорываясь сквозь бурю, которая усиливалась с наступлением прилива и приближением ночи.
Коулсон ничего не сказал Филипу, лишь взглядом укорил за его необъяснимо долгое отсутствие. Эстер убирала вывешенные в окне ленты, платки и прочие яркие безделушки, ведь в такой штормовой вечер покупатели вряд ли заглянут в магазин, освещенный двумя сальными свечами и чадящей масляной лампой. Подойдя к девушке, Филип посмотрел на нее невидящими глазами, и от этого неподвижного взгляда Эстер почувствовала себя странно неуютно; на ее бледных щеках появился легкий румянец; наконец, не в силах больше выносить молчание, она нарушила тишину. Случилось так, что все трое заговорили одновременно.
– Ты, наверное, насквозь промок? – спросила Эстер, не глядя на Филипа.
– У тебя наверняка есть новости, раз уж ты слонялся без дела всю вторую половину дня, – произнес Коулсон.
– Выйдешь в гостиную? – шепнул Филип Эстер. – Я хочу поговорить с тобой с глазу на глаз.
Быстро смотав ленту, которая была у нее в руках, девушка проследовала за ним в прилегавшую к магазину комнату.
Поставив на стол прихваченную с собой свечу, Филип обернулся к Эстер и, обхватив ее дрожавшую руку ладонями, сказал:
– Ох! Эстер, ты должна мне помочь… Ты ведь поможешь, правда?
Девушка сглотнула.
– Помогу всем, чем смогу, – ответила она. – Ты прекрасно об этом знаешь, Филип.
– Да, да, знаю. Дело, видишь ли, вот в чем: Дэниел Робсон – муж моей тетушки – арестован из-за вчерашних беспорядков в «Моряцких объятиях»…
– Я слышала днем, как люди это обсуждали; говорят, выписан ордер, – закончила Эстер за него, видя, что Филип заколебался, на мгновение погрузившись в размышления.
– Ага! Ордер выписан, и Робсона посадили в тюрьму, а завтра утром отвезут в Йоркский замок, и я боюсь, что дела его плохи; на ферме Хэйтерсбэнк к этому не готовы; они должны увидеться с ним, пока он еще здесь. Сможешь ли ты, Эстер, поехать за ними на двуколке, которая прибудет сюда менее чем через десять минут из «Георга», и привезти сюда, чтобы они тут переночевали и завтра готовы были увидеться с Робсоном до отъезда? Погода сегодня прескверная, но для них это не важно.
Его слова звучали как просьба, однако ответа Филип, похоже, ждать не собирался, настолько он был уверен, что Эстер согласится. Девушка заметила это, равно как и то, что, говоря о дожде, он тревожился за них, а не за нее. Внутри у нее похолодело – впрочем, Эстер и так знала, что все мысли Филипа о Сильвии, его единственной любви.
– Я сейчас же оденусь, – сказала она мягко.
Хепберн нежно сжал ее руку, просияв от благодарности.