– В такой вечер негоже гнать от двери даже собаку, – произнесла Белл, обращаясь к Сильвии. – Нельзя допустить, чтобы горе ожесточило наши сердца… Вы должны простить нас, миссис, – добавила она, повернувшись к незнакомке, с которой ручьями стекала вода, – ведь сегодня нас постигла великая печаль. Нам только и остается, что причитать да сетовать.
Сев, Белл прикрыла несчастное изможденное лицо передником, словно чувство собственного достоинства не позволяло ей показывать свое горе незнакомке. Опухшая от слез Сильвия, бросая косые, едва ли не гневные взгляды на ту, которой все-таки удалось вторгнуться в их дом, придвинулась ближе к матери и, опустившись рядом с ней на пол, обняла Белл за талию; почти лежа у нее на коленях, девушка продолжала смотреть на Эстер холодными, полными недоверия глазами, выражение которых ошеломило несчастную невольную вестницу, и она минуту помолчала, не зная, с чего начать. Внезапно Белл убрала с лица передник.
– Вы замерзли и промокли, – сказала она. – Садитесь поближе к огню и согрейтесь; простите нашу рассеянность.
– Вы очень добры, – ответила Эстер, тронутая тем, что бедная женщина явно пыталась забыть собственное горе, чтобы соблюсти правила гостеприимства, и полюбила Белл с этого самого мгновения. – Я – Эстер Роуз, – продолжила девушка, обращаясь в том числе и к Сильвии в надежде, что та вспомнит ее имя. – Филип Хепберн послал меня с двуколкой, которая ждет у перелаза; я должна отвезти вас в Монксхэйвен.
Сильвия устремила на Эстер полный внимания взгляд. Белл, сжав руки, наклонилась вперед.
– Мой муж хочет, чтобы мы приехали? – спросила она взволнованно.
– Вам нужно поехать в город, чтобы увидеться со своим мужем, – ответила Эстер. – Филип говорит, что завтра его отправят в Йорк и вы наверняка захотите его прежде увидеть; если вы приедете в Монксхэйвен сегодня вечером, то будете у суда как раз вовремя и сможете увидеться с мужем, когда судьи вам это позволят.
Не дослушав Эстер, Белл вскочила на ноги и ринулась туда, где висела ее верхняя одежда. Поглощенная мыслью о свидании с мужем, она едва ли поняла слова о том, что его отправят в Йорк. В эту безумную ночь Белл было все равно, что ей придется ехать в Монксхэйвен в такую непогоду; ее волновала только встреча с мужем. А вот Сильвия уловила суть сказанного лучше, чем мать, и почти с подозрением принялась расспрашивать Эстер.
– Зачем моего отца отправляют в Йорк? И почему Филип нас оставил? Почему сам не приехал?
– Он просил передать, что не смог приехать сам, потому что в пять ему нужно было быть у адвоката по делу вашего отца. Думаю, вы должны понимать, что, если бы речь шла о личных делах Филипа, он бы обязательно приехал; что же до Йорка, то об этом мне тоже сказал Филип, а я ему вопросов не задавала, ведь и представить себе не могла, что вы станете меня расспрашивать. Я думала, вы воспользуетесь возможностью увидеть отца.
Произнося эти слова, Эстер не смогла скрыть горький укор. Сомневаться в Филипе и мешкать, когда следовало спешить!
– Ох! – безутешно вскрикнула Сильвия; вряд ли плач способен был передать такое же отчаяние. – Возможно, я кажусь вам грубой и задаю странные вопросы, словно хочу добиться ответов; но на самом деле мне лишь хочется, чтобы отец, которого мы так любим, вернулся к нам. Я едва осознаю значение собственных слов, не говоря уже о том, чтобы понимать, зачем их произношу. Матушка так терпелива, а я места себе не нахожу и от горя готова лезть на стену. Но его ведь завтра отпустят к нам, услышав от него самого, почему он так поступил?
Сильвия с волнением взглянула на Эстер, ожидая, что та ответит на последний вопрос, произнесенный так кротко и умоляюще, словно свобода Дэниела зависела от нее. Эстер покачала головой. Сильвия подошла к ней и почти с нежностью взяла за руки.
– Вы же не думаете, что они будут суровы с ним, когда выслушают, правда? Ведь Йоркский замок – это место, куда отправляют воров и грабителей, а не честных людей вроде моего отца.
Эстер ласково положила руку на плечо Сильвии.
– Филип все разузнает, – сказала она, используя это имя как своеобразное заклинание, которым оно было для нее самой. – Поехали к Филипу, – добавила Эстер, взглядом и тоном давая понять девушке, что той нужно приготовиться к небольшому путешествию.
Сильвия встала и сказала, обращаясь к самой себе:
– Я увижусь с отцом; он обо всем мне расскажет.
Бедная миссис Робсон собирала одежду для мужа; от волнения ее руки дрожали так сильно, что она постоянно роняла вещи, которые Эстер приходилось подбирать; наконец, после того как потрясенная горем женщина несколько раз попыталась обвязать их веревкой, Эстер сделала это вместо нее, а затем помогла ей надеть плащ и застегнуть капюшон; Сильвия безучастно стояла рядом, не потому что ничего не замечала, а оттого, что полностью погрузилась в собственные мысли.
Наконец сборы были закончены, а ключ отдан Кестеру. Когда они выходили из дому навстречу буре, Сильвия сказала Эстер: