Поклонники Сильвии

– Ты очень хорошая. Лучше бы ты была дочерью моей матушки. У меня и так-то характер не сахар, а сейчас мне и вовсе кажется, что я ни на что не гожусь.

Она заплакала, однако у Эстер даже при желании не было времени на то, чтобы ее утешать: ей нужно было помогать миссис Робсон, которая, несмотря на нетвердую походку, изо всех сил спешила к мужу вверх по мокрому скользкому уступу. Белл думала только о том, что в конце этого трудного пути ее ждет Дэниел. Она едва ли осознавала, когда с ним увидится; единственное, что понимали ее страдающий разум и тоскующее сердце, – каждый шаг приближает ее к мужу. Усталая, измученная быстрой ходьбой вверх по склону, вынужденная сражаться всю дорогу с ветром и дождем, Белл уже готова была упасть, когда они добрались до стоявшей на тропе двуколки; Эстер пришлось едва ли не взять ее на руки, чтобы миссис Робсон смогла сесть рядом с кучером. Укрыв и укутав бедную старую женщину, девушка устроилась на соломе позади нее, плечом к плечу с дрожавшей и всхлипывавшей Сильвией. Поначалу они ехали, не произнося ни слова, однако угрызения совести из-за собственной молчаливости стали донимать Эстер еще до того, как повозка достигла Монксхэйвена. Ей хотелось сказать Сильвии что-нибудь хорошее, но она не знала, с чего начать. Сама не понимая почему, Эстер решила, что лучшим утешением станет сообщение, которое ее просил передать Филип. Она уже это сделала, однако тогда на ее слова, судя по всему, не обратили внимания.

– Филип просил сказать, что он не смог сам заехать за вами из-за важного дела, – произнесла Эстер. – Он встречается с адвокатом по поводу вашего отца.

– И что говорит адвокат? – спросила Сильвия, внезапно подняв склоненную голову, будто в надежде в неверном свете фонаря понять что-то по выражению лица своей спутницы.

– Не знаю, – ответила Эстер грустно.

Они снова замолчали. Двуколка покатилась по мощеным улицам, и вскоре они оказались у двери Филипа; она была уже открыта – так, словно кто-то выглядывал их, стараясь различить сквозь шум дождя стук копыт и грохот колес. Старая служанка Фиби, которая последние двадцать лет была неотъемлемой частью дома и магазина, вышла наружу со свечой в руке, прикрывая ее ладонью от непогоды; следом появился Филип; он помог миссис Робсон слезть с повозки и войти в дом. Эстер села в повозку последней, поэтому спрыгивать на землю ей пришлось первой. Она как раз собиралась это сделать, когда на ее предплечье легла холодная ручка Сильвии.

– Я очень вам благодарна, – сказала девушка. – Простите меня за грубость. У меня просто сердце разрывается от страха за отца.

В ее голосе послышались слезы, и Эстер не могла ей не посочувствовать. Наклонившись и поцеловав Сильвию в щеку, она без посторонней помощи спрыгнула с повозки с неосвещенной стороны у самого колеса. С тоской Эстер думала о том, как бы ей хотелось услышать слова благодарности от Филипа, по чьей просьбе она и исполнила это непростое поручение; но он был занят: уже сворачивая за угол, Эстер оглянулась и увидела, как молодой человек осторожно помог Сильвии спуститься с двуколки и оба вошли в дом, навстречу свету и теплу; дверь закрылась, и освещенная повозка быстро покатилась прочь, а усталая Эстер с болью в сердце зашагала домой сквозь дождь, холод и темноту.

Вернувшись от адвоката, Филип старался изо всех сил к приезду дорогих ему людей сделать свое жилище как можно более светлым и теплым. У него имелись серьезные опасения по поводу судьбы бедного Дэниела Робсона, и молодой человек всей душой сочувствовал безутешному горю его жены и дочери; и все же он не мог избавиться от желания сделать их пребывание в его доме как можно более радостным. Филип даже испытывал неосознанное удовлетворение от подозрительных взглядов, которые Фиби бросала на него, когда он ее поторапливал, и от тона, каким она отвечала на его указания. В гостиной весело горел камин, и женщинам, вошедшим с темной промозглой улицы, его свет показался почти ослепительным; кроме того, в комнате, к вящему неудовольствию Фиби, горели целых две свечи. Едва оказавшись в помещении, бедная Белл Робсон вынуждена была сесть – настолько утомили ее дорога и треволнения, и все же каждое мгновение ожидания встречи с мужем казалось ей невыносимым.

– Я готова, – произнесла она, вставая и отстраняя бросившуюся было ей на помощь Сильвию. – Готова, – повторила женщина, с выражением глядя на Филипа.

Она явно ожидала, что он отведет ее к Дэниелу.

– Сегодня ничего не получится, – ответил молодой человек почти виновато. – Сейчас увидеться с ним нельзя; мы пойдем к нему завтра утром, перед тем как его отправят в Йорк; так что вам лучше находиться здесь, в городе, чтобы быть готовыми; к тому же, посылая за вами, я еще не знал, что ночь ему придется провести в тюрьме.