– Отец просто шутит, – произнесла та. – У Филипа очень хорошие манеры.
– Ему же лучше, – отозвалась Сильвия, сердито сверкнув глазами на кузена. – Ведь, прикоснись он ко мне, я бы никогда больше слова ему не сказала.
Впрочем, она все равно выглядела глубоко оскорбленной.
– Фу-ты ну-ты! Девицы нынче такие недотроги; в мое-то время они не видели в поцелуе ничего страшного.
– Доброй ночи, Филип, – сказала Белл Робсон, сочтя этот разговор неподобающим.
– Доброй ночи, тетушка; доброй ночи, Сильви!
Однако Сильвия повернулась к кузену спиной, и он едва сумел выдавить из себя пожелание доброй ночи Дэниелу, спровоцировавшему столь неприятное окончание вечера, который до этого был таким славным.
Глава IX. Главный гарпунер
Несколько дней спустя фермер Робсон отправился покупать лошадь; он вышел из дома спозаранку, ведь путь был неблизкий. У Сильвии и Белл было много работы по дому, и ранний зимний вечер едва не застал их врасплох. Даже в наши дни стоит только сумеркам сгуститься, как сельские жители собираются всей семьей в одной комнате и принимаются за какую-нибудь сидячую работу; во времена же, о коих повествует моя история, когда свечи стоили гораздо дороже, чем сегодня, и когда зачастую одну свечу зажигали для нужд всей семьи, это было еще больше в обычае.
Усевшись, мать с дочерью почти не разговаривали. Веселое постукивание вязальных спиц создавало ощущение домашнего уюта; в те же моменты, когда мать впадала в дремоту, Сильвия вслушивалась в шум волн, разбивавшихся о подножия скал далеко внизу, ведь благодаря рельефу лощины Хэйтерсбэнк сердитый рокот прилива доносился далеко вглубь суши. Около восьми – хотя из-за монотонности вечера могло бы показаться, что было уже гораздо позднее, – девушка услышала тяжелую поступь отца на усыпанной галькой дорожке. Необычным было то, что он беседовал с каким-то спутником.
Охваченная любопытством и готовая тут же откликнуться на любое событие, способное нарушить монотонность, которая уже начинала вгонять ее в уныние, Сильвия метнулась к двери и распахнула ее. Одного взгляда в серую тьму ей было достаточно, чтобы внезапно ощутить смущение; девушка отступила за только что открытую дверь, в которую вот-вот должны были войти ее отец и Кинрейд.
Дэниел Робсон был радостным и громогласным. Довольный своей покупкой, он отметил ее, пропустив пару стаканчиков. Приехав в Монксхэйвен на недавно купленной кобыле, Дэниел оставил ее до утра у кузнеца, дабы тот ее подковал. По пути из города Робсон встретил Кинрейда, заплутавшего в поисках фермы Хэйтерсбэнк, поэтому путь они продолжили вместе и вскоре уже сидели у Дэниела дома в ожидании хлеба, сыра и прочей снеди, которую собиралась предложить им хозяйка.
Для Сильвии внезапная веселая суета, начавшаяся после появления ее отца и главного гарпунера, напоминала ту, что начинается, когда человек зимним вечером входит в комнату, где в очаге тлеют угли; стоит пошевелить их кочергой, и комната, только что казавшаяся такой темной, сумрачной и одинокой, наполняется жизнью, светом и теплом.
Девушка радостно хлопотала по хозяйству, исполняя любое пожелание отца. Кинрейд провожал ее взглядом всякий раз, когда она проходила с задней кухни в кладовую и обратно, то и дело на мгновение выныривая из тени и давая ему возможность запомнить ее черты. В тот день пышные золотисто-каштановые волосы Сильвии венчал высокий льняной чепец с синей лентой, который не только не скрывал, но и подчеркивал их красоту. По шее девушки, заднюю часть которой скрывал платок в горошек, аккуратно пришпиленный к поясу коричневого шерстяного платья, с двух сторон спадали длинные локоны.
Как же хорошо, думала Сильвия, что она сняла свою рабочую блузу и сермяжную нижнюю юбку и нарядилась в шерстяное платье, прежде чем сесть за работу вместе с матерью.