Поклонники Сильвии

– Что ж, к счастью, у нас была вторая лодка, и мы все в нее сели; в вельботе не осталось никого. «Но кто же приглядит за убитым китом?» – спросил я. Никто не ответил, ведь все они хотели прийти на помощь товарищам не меньше, чем я; мы рассудили, что вернемся к нашей рыбине, после того как поможем товарищам, а вельбот послужит нам буем. Итак, мы дружно налегли на весла и поплыли из черной тени айсберга, казавшегося таким же неподвижным, как полярная звезда. И что бы вы думали? Не отплыли мы и на дюжину саженей, как что-то с грохотом обрушилось и, окатив нас тучей брызг, пошло на дно; когда мы протерли глаза и пришли в себя от ужаса, ни от вельбота, ни от блестящего брюха нашего здоровенного кита не осталось и следа; а вот айсберг был на месте; неподвижный и мрачный, он выглядел так, словно от него откололось не меньше сотни тонн льда, утащив и вельбот, и рыбину в глубины, которые в тех широтах доходят, наверное, до самого центра земли. Так что теперь на наш славный вельбот наткнутся разве что углекопы из окрестностей Ньюкасла, если вгрызутся в землю достаточно глубоко, иначе не видать его больше никому из живущих. А ведь я оставил там лучший складной нож из тех, что мне попадались.

– Какое счастье, что в вельботе не осталось людей! – произнесла Белл.

– Что ж, хозяюшка, полагаю, когда-нибудь мы все умрем, и как по мне – так в морских глубинах лежать ничуть не хуже, чем в могиле.

– Но ведь там должно быть так холодно, – сказала Сильвия, содрогаясь и шевеля кочергой угли, чтобы согреть свое воображение.

– Холодно! – отозвался ее отец. – Что вы, домоседки, знаете о холоде, чего не знаю я? Вот побывали бы вы хоть раз на восемьдесят первом градусе северной широты в такой холод, какого отродясь не видывали и какой стоит там даже в июне, что уж говорить о зиме; мы тогда заприметили кита и погнались за ним на лодке… Эта невоспитанная тварь, едва мы ее загарпунили, подняла свой неуклюжий хвост и двинула им по корме так, что я полетел в воду. Вот это был холод, скажу я вам! Сперва меня обожгло как огнем, так, будто с меня разом содрали всю кожу; потом каждая кость в моем теле заныла, словно больной зуб; затем в ушах зашумело, а в глазах – потемнело; мне бросали из лодки весла, а я пытался схватиться за них, но не мог их увидеть, потому что почти ослеп от холода. Решив, что вот-вот окажусь в Царствие Небесном, я попытался вспомнить Символ веры[33], чтобы умереть как христианин, но в голову лез лишь катехизис. И когда я уже собирался испустить последний вздох, меня затащили в лодку. Но вот незадача: в ней осталось только одно весло – остальные побросали мне; так что, как вы уже, наверное, поняли, прошло порядочно времени, прежде чем мы смогли добраться до корабля; мне потом говорили, что я представлял собой ужасное зрелище: с намертво примерзшей к телу одеждой и волосами, превратившимися в такую же льдину, как тот айсберг, о котором он рассказывал; меня растирали так же, как женушка вчера натирала окорока, и поили бренди, но, несмотря на растирания и все бренди, выпитое с тех пор, я так и не смог согреть свои кости. А вы говорите «холод»! Много вы, женщины, о нем знаете!