Поклонники Сильвии

Потом схватила Филиппа за руку, судорожно сжимая ее, пока боль, которой он наслаждался, не стала почти невыносимой. Никакими словами он не смог бы облегчить ее душевные муки. И тогда, не удержавшись, он наклонился и нежно прикоснулся к ней дрожащими губами, словно утешая обиженного ребенка. Сильвия не оттолкнула его. Вероятно, даже не осознала, что он ее поцеловал.

В этот момент в комнату вошла Фиби с тарелкой каши в руках. Филипп заметил ее и в тот же миг понял, что подумала пожилая служанка. Но Сильвию требовалось немного встряхнуть, чтобы она вернулась к реальности. Он выпрямился во весь рост, и она подняла к нему побелевшее лицо, пытаясь понять, что ей говорят. Затем медленно встала на ноги, словно заново привыкала к ним.

– Что ж, пойду, – промолвила она, – но лучше бы мне встретиться лицом к лицу с мертвецом. Филипп, что ей сказать, если она меня спросит?

– Не спросит, – ответил он, – если будешь вести себя как обычно. Ведь до сих пор она тебя не спрашивала. А если вдруг спросит, отсылай ее ко мне. Я буду держать ее в неведении как можно дольше. С ней мне это удастся лучше, чем с тобой, Сильви, – добавил Филипп.

Чуть раздвинув губы в грустной улыбке, он с любовью и раскаянием смотрел на ее изменившееся лицо.

– Не кори себя, – сказала Сильвия, видя, как он сожалеет об этом. – Я сама напросилась. Хотела узнать правду, какой бы она ни была, а вот теперь не в силах ее вынести, да поможет мне Бог! – жалобно закончила она.

– О Сильви, позволь помочь тебе! Конечно, я не всесилен, как Господь, и не равняю себя с Ним, но я могу больше, чем любой человек. Я очень давно тебя люблю, долгие годы, люблю так сильно, что подумать страшно. Неужели моя любовь не сможет утешить тебя в твоем ужасном горе?

– Кузен Филипп, – отвечала Сильвия с той же сдержанностью, что стала присуща ей с того момента, как она поняла, какая опасность грозит ее отцу, и эта медлительная размеренность ее речи вполне соответствовала каменному выражению ее лица. – Ты для меня большое утешение. Не знаю, что бы я делала без тебя. Но мне сейчас не до любви. Я могу думать только о живых и мертвых.

Глава 27. Тягостные дни

В банке Фостеров у Филиппа лежали деньги – не так много, как могло бы быть, если бы он не купил мебель для дома. Почти вся она была старая и принадлежала братьям Фостерам, уступившим ее Филиппу за весьма умеренную цену; но все же данное приобретение существенно уменьшило его сбережения. Оставшуюся сумму он снял целиком, даже немного превысил кредит, к неудовольствию его бывших работодателей, хотя доброта их сердец возобладала над вескими доводами рассудка.

Все это потребовалось для обеспечения защиты Дэниэла Роб-сона на предстоящей выездной сессии суда в Йорке. Жена его отдала Филиппу все семейные деньги и то, за что можно было выручить деньги. Сам Дэниэл много не накопил, однако, в представлении бережливой Белл, круглые золотые гинеи, что были приготовлены для внесения арендной платы и ждали своего часа в старом чулке, в который она их завязала, это был несметный капитал, из которого Филипп мог черпать до бесконечности. Но она все еще не понимала всей серьезности положения, в котором оказался ее муж. Сильвия ходила как во сне, сдерживая горькие слезы, которые могли нарушить распорядок жизни, что она установила для себя в тот ужасный час, когда она впервые обо всем узнала. Каждый пенни, что ей или матери удавалось сэкономить, отдавали Филиппу. Сильвия упросила и Кестера отдать Филиппу свои накопления. Сам Кестер не очень-то доверял суждениям Хепберна и предпочел бы отнести свои деньги сразу мистеру Доусону с просьбой использовать их в интересах хозяина.