Поклонники Сильвии

Дважды Сильвия, провожая Кестера, в дверях шепотом спрашивала, не слышал ли он что-нибудь о Кинрэйде с тех пор, как тот последний раз приезжал в Монксхейвен, и оба раза (с интервалом в несколько месяцев) получала односложный ответ: нет.

Больше ни при ком Сильвия не упоминала его имя. Впрочем, даже если б и захотела, ей не у кого было расспрашивать про него. В день святого Мартина Корни покинули Мосс-Брау, уехали далеко, в Хорнкасл. Правда, Бесси Корни, выйдя замуж, попрежнему жила не так далеко, но они с Сильвией никогда не были особенно близки. Те условно дружеские отношения, что они поддерживали в девичестве, заметно охладели три года назад, когда пришло известие о предполагаемой гибели Кинрэйда.

Однажды перед Рождеством текущего, 1798 года Кулсон пригласил Сильвию в магазин, где он вместе со своим помощником распаковывал тюки зимних тканей, поставленных им из Западного райдинга и прочих мест. Когда Сильвия пришла на его зов, он рассматривал роскошную материю на платье – ирландский поплин.

– Смотри! Узнаешь? – задорно спросил он, уверенный, что она должна обрадоваться.

– Нет! Разве я ее уже видела?

– Эту – нет, а точно такую видела.

Не проявляя особого интереса, Сильвия озадаченно смотрела на ткань, словно пыталась вспомнить, где прежде она могла видеть нечто подобное.

– В марте прошлого года на званом ужине у Джона Фостера моя миссус была в платье из такой материи. Тебе она очень понравилась. И Филипп только и думал, как бы достать такую для тебя. Он задействовал кучу народу, чтобы те связались со своими коллегами, и в тот самый день, когда он исчез в неизвестном направлении, прежде он через братьев Досон из Уэйкфилда отослал в Дублин заказ на точно такую ткань для тебя. Джемайме пришлось отрезать лоскут от своего платья, чтобы у него был точный образец расцветки.

Сильвия сдержанно выразила свое восхищение тканью и затем быстро покинула магазин, к великому неудовольствию Кулсона.

Всю вторую половину дня она была необычайно тиха и подавленна.

Элис Роуз, беспомощно сидя в своем кресле, пристально наблюдала за ней.

В конце концов, когда Сильвия в очередной раз неосознанно издала протяжный вздох, старая женщина заметила:

– Ты найдешь утешение в религии, как и многие до тебя.

– Каким образом? – Сильвия вздрогнула, обнаружив, что за ней наблюдают, и быстро посмотрела на Элис.

– Каким образом? – Готового ответа у старушки не было: поучать-то ведь куда проще. – Библию читай, вот и узнаешь.

– Я не умею читать, – призналась Сильвия, от отчаяния больше не в силах скрывать свое невежество.

– Читать не умеешь! А еще жена Филиппа! Он-то у нас большой ученый! Вот уж воистину неисповедимы пути Господни! Взять нашу Эстер, она грамоту знает не хуже любого проповедника, а Филипп променял ее на девицу, которая Библию читать не может.

– Филипп и Эстер…

Сильвия осеклась. Ее раздирало любопытство, но она не знала, как сформулировать вопрос.

– Много раз я видела, как Эстер садится за Библию, когда Филипп увивался за тобой. Она знала, где искать утешение.

– Я бы с радостью стала читать, – робко промолвила Сильвия. – Если б кто-нибудь меня научил. Возможно, мне это помогло бы. Я так несчастна.

В ее глазах, обращенных на суровое лицо Элис, стояли слезы, что не укрылось от внимания старой женщины.

Печаль Сильвии тронула сердце Элис, но она не выказала сочувствия. И с ответом не торопилась.

Однако на следующий день старушка призвала к себе Сильвию и тотчас же, как малое дитя, начала учить ее читать первую главу Книги Бытия, ибо никаких других текстов, кроме Священного Писания, она не признавала, считая, что чтение любых других книг – это тщета, суета сует. Сильвии и теперь учение давалось с трудом, но она проявляла смиренность и желание постичь науку чтения, и эта ее готовность радовала Элис и необыкновенно влекла ее к молодой женщине, в которой она уже надеялась увидеть не только ученицу, но и новообращенную.

Все это время Сильвию не отпускало любопытство, пробужденное обмолвкой Элис об Эстер и Филиппе. Мало-помалу она снова подвела разговор к этой теме и получила подтверждение своей догадке; Элис, доказывая ничтожность мирских привязанностей, не стеснялась приводить в пример печальные факты из собственной жизни, из жизни дочери и других людей.

Это обстоятельство, прежде Сильвии неведомое, породило у нее некий странный интерес к Эстер – к бедняжке Эстер, чью жизнь она перечеркнула и разрушила, как разрушила и свою. Предположив, что Эстер владеет та же страсть, какую она прежде испытывала к Кинрэйду, Сильвия спрашивала себя, какие чувства она сама испытывала бы к женщине, которая встала между ней и ее возлюбленным и украл его любовь. С самых первых дней их знакомства Эстер была неизменно благожелательна и добра к ней, и воспоминания об этом помогали Сильвии мириться с ее нынешней относительной холодностью.

Она старалась, очень старалась вернуть себе утраченное расположение Эстер, но все ее шаги были неверными, и у нее складывалось впечатление, что ей никогда не удастся реабилитироваться в глазах Эстер.