К удивлению Филиппа, Кинрэйд сердечно поприветствовал его, хотя он предпочел бы быть избавленным от дружелюбия соперника. Но гарпунщик был полон добродушия по отношению ко всему свету, особенно к друзьям Сильвии. Убежденный в том, что она сильно его любит, он забыл, что когда-то ревновал ее к Филиппу. Его широкое, загорелое лицо излучало уверенность и ликование и этим сильно отличалось от лица Филиппа, вытянутого, желтоватого, с печатью задумчивости в чертах. И открытая манера поведения Кинрэйда тоже являла разительный контраст холодной сдержанности Филиппа. Не сразу – прошло несколько минут – Хепберн решился сообщить о себе важную новость в присутствии человека, которого он считал назойливым чужаком. Но поскольку Кинрэйд не собирался никуда уходить, а у Филиппа, в сущности, не было причины скрывать от него и всех остальных свои планы, он уведомил дядю, что завтра уезжает в Лондон по делам Фостеров, о чем сам он узнал только сегодня.
Дэниэл был поражен, что разговаривает с человеком, который скоро увидит Лондон.
– Ой, не заливай, хитрец ты этакий. Видите ли, полсуток назад он еще ни о чем не догадывался! К нам ты на этой неделе не заходил. Значит, наверняка строил планы, обдумывал все это время.
– Нет, – возразил Филипп, – вчера вечером у меня даже в мыслях этого не было. А еду не по своей воле, да и вообще предпочел бы здесь остаться.
– Тебе там понравится, – заметил Кинрэйд, с видом бывалого путешественника, немного свысока, как показалось Филиппу.
– Нет, не понравится, – кратко ответил он. – Но это и не важно. Я еду туда не развлекаться.
– Значит, вчера вечером ты еще ничего не знал, – задумчиво протянул Дэниэл. – Что ж, жизнь не бесконечна. В пору моей молодости люди, отправлявшиеся в Лондон, обычно оформляли завещание.
– Но вы-то, я уверен, не оформляли завещание, отправляясь в море, – заметил Филипп, чуть улыбнувшись.
– Нет, нет, но это ж совсем другое дело: ходить в море – естественное занятие для мужчины, а Лондон… я ведь был там однажды, везде толпы народу, шум несусветный, я чуть не оглох. Меня только на два часа и хватило, хотя судно наше стояло на рейде Грейвзенда две недели.
Кинрэйд вдруг заторопился, но Филиппу стало любопытно узнать о его планах, и неожиданно он обратился к нему:
– Я слышал, что ты освоился в наших краях. Ты сюда надолго?
Отрывистый тон Филиппа заставил Кинрэйда взглянуть на него с удивлением.
– Я завтра уезжаю, а послезавтра ухожу в плавание в северные моря, – так же резко ответил гарпунщик.
Он отвернулся и стал что-то насвистывать, словно давая понять, что намерен положить конец расспросам. А Филиппу, в сущности, больше и нечего было сказать: он узнал все, что его интересовало.
– Я хотел бы попрощаться с Сильвией. Она дома? – спросил он отца девушки.
– Думаю, ты вряд ли ее застанешь. Она собиралась в Йестербарроу, чтобы купить там свежих яиц. Их пеструшка как раз несется, а Сильвия без ума от ее яиц. Хотя, может, она и не ушла еще. Иди сам проверь.
И они расстались. Но не сделал Филипп и нескольких шагов, как дядя снова окликнул его. Кинрэйд же неторопливо продолжал свой путь. Робсон рылся в каких-то грязных бумагах, что лежали у него в старом кожаном чехле, который он извлек из кармана.
– Дело вот в чем, Филипп. Плуг у меня никуда не годный, привод и прочее, а говорят, сейчас изобрели новую модель, и если ты будешь в Йорке…
– Я не поеду через Йорк. Сначала в Ньюкасл, оттуда – на рыболовном судне.
– Ньюкасл… Ньюкасл… Какая разница! Вот, парень, ты легко прочтешь это из газеты, здесь и Ньюкасл, и Йорк, и Дарем, и много других городов, где наверняка знают об этой новой модели.
– Да, вижу, – ответил Филипп. – Всю необходимую информацию можно получить у Робинсона, улица Сайд, Ньюкасл.
– Вот-вот, – воскликнул Робсон. – Ты попал в самую точку. Раз будешь в Ньюкасле, вот все и разузнай. Правда, ты немногим лучше женщин, разбираешься только в лентах, но там тебе все разъяснят, парень… все разъяснят, а ты запиши, что скажут, и про цену не забудь, да смотри повнимательнее, что за люди продают. В общем, все запиши и передай мне. Ты ведь завтра будешь в Ньюкасле, так? Ну, тогда, думаю, через недельку ты мне все сообщишь, а может, и раньше, а то земля уже не так плодородна, и я хотел бы разузнать о плугах. Я уже целый месяц собирался написать Брантону – тому, что женат на Молли Корни, – но писать – это ты мастак и священник, а я – нет. Ты вот торгуешь лентами, а Брантон – сыром, но это не намного лучше.