Покой

Можно было сказать, что этот прибор с испорченными нервами жил согласно какой-то особенной слуховой эстетике, превалировавшей у нее над любыми суждениями о ценности людей. Однажды Маджиде рассказала Мюмтазу об этом состоянии.

— Это со мной бывало и до болезни. Но гораздо реже. А сейчас усилилось. Когда я слушаю некоторых людей, все мое тело словно бы костенеет. Я будто облачаюсь в доспехи против них.

Ихсан говорил, что эта особенность его жены касается не только голоса, может быть, на нее воздействует личность человека во всей ее совокупности. Но Мюмтаз верил Маджиде как есть. Раз уж только она это испытывает, почему бы нам ей не верить? В этом заключалась едва ли не основная разница в методах познания Мюмтаза и Ихсана.

Ихсан рассказал им, чем они занимались целую неделю в Суадийе, кого видели. Мюмтаз спросил, почему они не приехали к ним в дом на Босфоре. Старший брат, наслаждаясь тем, как покраснело лицо Нуран, расплылся в улыбке:

— Чтобы не портить ваш медовый месяц.

И тут же пообещал, что приедут дня на три.

— Дети отправятся с бабушкой на дачу. Мы будем свободны. Ждите на предстоящих неделях… Он говорил так, будто Мюмтаз с Нуран были женаты, и это им обоим очень нравилось.

На пароходе Нуран сказала Мюмтазу:

— Маджиде очень красивая женщина. Но она так цепко рассматривает людей!

Мюмтаз рассказал про историю с голосом, а в конце наполовину в шутку, наполовину всерьез, желая сменить тему, добавил:

— У нас все семейство необычное.

У Нуран вопросы не кончались:

— Ты говорил, что Маджиде больна, однако мне показалось, что ничего особенного нет…

— Она была больна, но Ихсан ее вылечил.

— Каким образом?

— С помощью ребенка… Ихсан верит в жизнь, понимаешь? Он говорит, что жизнь полна чудес. С его точки зрения, тайна жизни заключается в ней самой. Когда Маджиде была больна, все вокруг обсуждали нацистский метод химической кастрации, словно это было нечто очень важное. Все спорили об этом. Ихсан из-за этого сердился. Он совершенно не верил в то, что ребенок, родившийся от больной матери, будет умственно нездоров, наоборот, он считал, что материнство и мысли об ответственности пойдут на пользу Маджиде. А потом, ему казалось преступлением по отношению к ней и к природе, что такая молодая женщина будет лишена права стать матерью. Некоторые его знакомые врачи в тот момент воспринимали Маджиде как обломок человеческой личности и говорили, что им с женой теперь нужно спать раздельно.

Наконец, Ихсан принял решение. Конечно же, это было очень опасно. Как бы сказать, если бы результат был противоположным, то разразилась бы ужасная катастрофа. Ихсан мог бы невольно погубить любимую женщину. Роды могли потрясти Маджиде. Но Ихсан доверился жизни. И Сабиха родилась почти без усилий. К тому же какая замечательная вышла девочка! У Маджиде стало проходить ее прежнее меланхолическое состояние, от душевной болезни остались небольшие следы. Иногда она о чем-то задумывалась, но больше не рассказывала сказки как раньше, держа на коленях призрачного ребенка.

— А ты бы мог так поступить?

— Я тебе разве не сказал, что у нас вся семья со странностями? Если бы со мной такое случилось, я бы так и сделал. Но когда Ихсан спросил меня, что я думаю обо всем этом, я долго спорил с ним.

Нуран размышляла, и в голову ей приходили совершенно другие сравнения:

— Как в каждом приключении… Тот, кто нападает, ожидает сопротивления. А потом аплодисментов. Но если он проиграет…

— Нет, совершенно нет! Если бы Ихсан проиграл, я бы его не осудил. Я очень много думал об этом вопросе, когда спорил с ним.

Поступок Ихсана был настоящим героизмом. Это было хорошим началом. Ихсан работал с проблемой и с ее коренной причиной. Если бы он проиграл, то все бы пострадали. Может быть, он и сам бы умер, или бы опустился. Но я бы его не осудил. Потому что в этой ситуации Ихсан не играл чужими жизнями. Он рисковал собственным счастьем. Я знаю, что он жить не может без Маджиде.

— Он так ее любит?

— Очень… Вся его жизнь проходит на виду у нее. Если ее нет, он не может работать. Он даже красивее говорит, когда она дома.

— Ребенок нормальный?

Нуран все время размышляла о своей жизни.

— Нормальный. Ей еще четыре года, судить еще рано, но заметила ли ты нежное выражение на лице ее матери? Вот это она и испытывает сейчас. Потом, у нее очень богатая фантазия. Может быть, Маджиде от чего-то сильно страдает. Но в любом случае, она жива, и жизнь прекрасна.

Жизнь была прекрасна, жизнь была очаровательна. Самые прекрасные молитвы не могли бы подарить такое. Нуран поняла это только после того, как узнала этого неопытного юношу, столь уверенного в себе только в разговорах об идеях. Жизнь была прекрасна; утра сменяли вечера. Были часы, которые они заполняли тысячами прекрасных вещей. Был сон, и было пробуждение; были сновидения, были мечты. Потеря себя в руках этого милого глупца и обретение заново, снова там же, ради него.