Покой

— Зачем все это нужно, Суат? — упрекнула его Нуран. Однако Суат ее не слушал. Он говорил, пока хватало сил. Произошло именно то, чего боялся Мюмтаз, — начался приступ.

И Мюмтаз все тем же нежным голосом спросил его:

— А разве ты не веришь в Аллаха?

— Нет, дружочек мой, не верю. Я лишен счастья. Если бы я верил, то задача бы изменилась. Если бы я знал, что Он существует, то никаких претензий к людям бы у меня не осталось. Я бы спорил только с Ним. Я бы каждую минуту на чем-нибудь ловил бы Его и предъявлял бы Ему счет. И полагаю, Он бы вынужден был платить по этому счету. Иди, сказал бы я, иди, окажись хоть раз в шкуре одного из Твоих творений. Проделай хоть раз то, что я делаю каждый день. Проживи хотя бы сутки жизни одного из тех, кого Ты создал! Тебе не нужно даже ходить к самому злосчастному из Твоих творений. Ведь это Ты — Творец, невозможно, чтобы Ты этого не знал или не понимал. Поэтому просто окажись в шкуре одного из нас! И проживи вместе с нами хотя бы миг собственной лжи; проживи, как мы. Побудь жабой в этом болоте хотя бы двадцать четыре часа, помучайся от жажды!

Ихсан улыбнулся:

— Все бы хорошо, но такие вещи может говорить только верующий. Так значит, ты все же веришь? Да еще больше нас всех!

— Нет, не верю. Я только рассуждаю с точки зрения истинно верующего человека. — Тут он покачал головой. — Да я никогда и не поверю. Я предпочитаю умереть на земле от ревматизма.

Все растерянно рассмеялись. И только лицо Мюмтаза отражало напряженное внимание. Суат не заметил ни этого внимания, ни этого смеха.

— Да, — сказал он, — я предпочитаю умереть на земле от ревматизма! Хотите, расскажу историю? Среди моих родственников был один простодушный хороший человек. Набожный, чистосердечный, святой человек. Мы все его очень любили. Мы не могли не восхищаться его отношением к жизни. Он жил где-то в районе ворот Топкапы. В город ездил на осле. Этот осел был одним из главных удовольствий моего детства. Но однажды, когда мы пошли к нему в гости, осла, обычно пасшегося в саду, мы не увидели. «Что случилось?» — спросили мы. У бедняги случился ревматизм, ответили нам и показали конюшню. Седло осла подвязали под его живот и за стремена подвесили к потолку. Таким образом, его ноги не касались сырого пола конюшни, к тому же он избавлялся от необходимости стоять на ногах. Вы не представляете, как было смешно видеть перед собой эти четыре свисавших копыта и морду со смиренными выражением, опущенную к полу. Картина была печальной и смешной одновременно, почти очеловеченной. Сначала я долго смеялся, потом смеяться перестал. А теперь каждая метафизическая система напоминает мне о состоянии бедного животного, о его печальном растерянном взгляде.

Нуран заметила:

— Я никогда этой истории не слышала. Так он поправился?

— Какое там поправился… Через несколько дней умер. Можно сказать, что покончил с собой. Как-то вечером умудрился извернуться и бросился на землю, ради того, чтобы умереть на ней. Но если бы он не был так подвешен, то умер бы от ревматизма.

Мюмтаз пожал плечами и сказал:

— Шутовство.

Но Суат продолжал смеяться. Затем внезапно стал серьезным.

— Возможно, — сказал он. — Но для меня в этом кроется истина. Вы понимаете? Для меня Бог давно умер. Я пробую на вкус свою свободу. Я убил Бога в самом себе.

Ихсан спросил:

— Ты в самом деле веришь, что это свобода?

Суат посмотрел на него с ненавистью. С лица его стекал пот.

— Не знаю, — ответил он. — Я хочу быть свободным.

— Но ты не сможешь.

— Почему это я не смогу? Кто теперь мне может помешать?

— Тебе помешает убитый Творец, который находится внутри тебя. Теперь ты не можешь жить собственной жизнью. В этом своем состоянии ты превратился в могилу, в гроб. Ты носишь в себе ужасную, жестокую смерть. Какая там свобода? Да, я знаю, сейчас многие говорят: если Бога нет, то все позволено. Место, которое освободил Бог, заняли те, кто уничтожает человечность. Я и сам знаю, что представляет собой человек, возомнивший себя богом. Что же произошло? Мы остались один на один с нашей низостью. Человеческая судьба по-прежнему все та же. Ты по-прежнему в плену все тех же невозможностей. В плену все тех же страданий. То, что кажется тебе зарей, на самом деле оборачивается пожаром. Нет, ты не избавишься от всего этого, если ты отгонишь от себя мысль об Аллахе. Ни одна рана не заживет, если ее постоянно бередить. — Он некоторое время помолчал. — Но знаешь, Суат, какой бы замечательный богослов из тебя получился! Ведь то, что ты делаешь, — вывернутая наизнанку теология.

Суат ответил:

— Я так не думаю. Точнее сказать, совсем не думаю.

— Как хочешь. Но, по-моему, именно так.

Суат посмотрел на часы, допил свой стакан, подняв его в тосте перед всеми. Но Мюмтаз заметил, что, прежде чем поставить пустой стакан на стол, Суат внимательно смотрит на дно.

— Мне пора идти! Всем до свидания.

Нуран с Мюмтазом принялись уговаривать его побыть еще немного.

— Куда? Как можно? Уже ночь наступает, а у нас впереди еще множество развлечений, — говорили они. Но он их не слушал.