Она была в восьмом классе, когда ее родители погибли в автомобильной аварии. Она осталась на попечении бабушки весьма преклонного возраста, и в этой ситуации проявились лучшие черты ее характера. Светлана тяжело пережила горе, но не сломалась и не распустила нюни. Взяла себя в руки и взвалила себе на плечи ведение хозяйства и заботу о старушке.
Потом бабушка умерла, и Светлана осталась одна. Полновластной себе хозяйкой.
По окончании школы она смело пошла по жизни. Нашла подходящую работу и поступила учиться в заочный институт.
Она умела всё и содержала свой дом — трехкомнатную квартиру — в образцовом порядке и при этом не возгордилась и не стала занудой. А красивой она была всегда. И даже больше того. С шармом, который нельзя выразить в словах и который остается на всю жизнь.
Словом, чудо, а не девушка.
Но философия ступенек…
Карабкаться по ним, радуясь карьерному росту, Никита не мог и не хотел.
Он долго ворочался с боку на бок и заснул под утро, с первыми лучами солнца.
Глава 21
К Кораблеву Никита поехал без предварительной договоренности.
По телефону легче отказаться от встречи, что было более, чем вероятно, имея в виду недружелюбное поведение Юрия Викторовича в крематории.
Через десять минут он подъехал к пятиэтажному панельному дому. Судя по номеру квартиры, Юрий Викторович жил на пятом этаже.
Никита вошел в подъезд. Свежая краска выдавала недавний косметический ремонт, но краску клали поверх побелки, и во многих местах она успела осыпаться.
На лестничной площадке пятого этажа сохранилась только одна деревянная дверь, и была она под номером 78. Остальные двери заменили на железные, отделанные коричневым или черным дерматином.
Никита нажал кнопку звонка и услышал пронзительную трель.
Ему долго никто не открывал, но он чутким ухом уловил осторожные шаги. Никита еще раз нажал на кнопку. Дверь не открылась.
Он понял — его рассматривают в глазок — и отступил на шаг.
— Кто вы? — раздался глухой голос за дверью.
— Я журналист. Меня зовут Никита Хмельнов. Мы с вами виделись в крематории на похоронах Смагина.
— Что вам нужно?
По дороге к Кораблеву Никита придумал себе легенду и, отвечая на вопрос, он отталкивался от нее.
— Видите ли, я собираю материал о преступных группировках 90-х годов. О дальнейшей судьбе их участников. Не знаю, насколько я прав, но у меня сложилось такое впечатление, что вы были знакомы или просто сталкивались с покойным Смагиным. Не могли бы вы мне помочь?
Чем помочь, Никита не сказал. Он сам толком не знал, чем мог ему помочь человек, явно не горевший желанием с ним познакомиться.
Наконец ему открыли.
Кораблев оказался моложе, чем он показался ему в крематории, но лицо в морщинах, напоминавшее моченое яблоко, и всклоченные седые волосы старили его. Одет он был небрежно: засаленные брюки, заношенная фуфайка, протертая в локтях, и байковая рубашка под ней. У него был более, чем затрапезный вид.
— Идемте, — сказал он.
Никита пошел за ним и оказался в просторной кухне, обычной для однокомнатных квартир в панельных домах. Форточка на кухне, очевидно, не открывалась, и воздух в ней был спертый.
— Итак, — сказал хозяин квартиры, усевшись на табуретку у замызганного стола, сохранившего следы недавнего завтрака.
Грязная посуда была в мойке.
Не дождавшись приглашения, Никита сел сам.
— Юрий Викторович, я очень надеюсь на вашу помощь.
— Откуда вы знаете мое имя и адрес?
Вполне естественный вопрос. Никита решил не темнить. Честность и искренность могли расположить хозяина дома к нему.
— Как я уже сказал, я журналист. Работаю в газете «Вестник». Веду колонку криминальной хроники. По роду своей деятельности у меня, естественно, есть связи в полиции. Да простите меня, я воспользовался ими.
Кораблев промолчал. Никита продолжил:
— Видите ли, меня заинтересовало…
Он хотел сказать «убийство», но его, как молнией, пронзила мысль: а что он знает об этом человеке, который сидит перед ним? Да ровным счетом ничего! А если он убийца Смагина и Рогова? И не его ли жигуленок был на Болтовском шоссе? Его номера он не видел. Даже цвет не разглядел!
Надо быть крайне осторожным.
— Меня заинтересовала гибель Смагина, — сказал Никита после несколько затянувшейся паузы.
— Чем заинтересовала? — спросил Кораблев.
— Всё по той же причине. Я собираю материал о крутых 90-х, и Смагин, по данным полиции, был крутым авторитетом в криминальных кругах.
Юрий Викторович залился смехом. Складки обвислой кожи на подбородке и шее у него затряслись, рот растянулся в подобии улыбки, обнажив мелкие желтые зубы.
— Какой там авторитет! — замахал он руками. — Отпетый негодяй — да. Авторитет — нет.
— Что ж поделаешь, — вздохнул Никита. — И в полиции бывают промашки. Но вы же не станете отрицать, что Смагин был бандит?
— Нет! Не стану!
Очевидно, для убедительности Кораблев ударил сухоньким кулачком по столу, и лежавшая на нем ложка подпрыгнула.
Никита выдержал паузу, надеясь, что он раскрутит эту тему. Но Кораблев не клюнул и молча уставился на него.
Очередной ход был за Никитой. Кораблев держал оборону. Надо было задеть его за живое.
— Он многим людям испортил жизнь.