Покойник в кювете

Никита пожал плечами, а Сергей не счел нужным отвечать на вопрос и сделал вид, что принял его слова за простую констатацию факта. Не дожидаясь приглашения, он сел в кресло. Никита последовал его примеру. Лагоев тонко улыбнулся.

— Извините, господа, что вам сразу не предложил сесть. Просто невольно подумал, что это ваша прерогатива сажать людей.

— Почти по Фрейду, — заметил Никита.

Лагоев усмехнулся и продолжил:

— Постараюсь исправить свою нелюбезность. Что вам предложить? Чай? Кофе?

— Спасибо, ничего не надо, — ответил Сергей. — Уже конец рабочего дня, и мы не хотим вас надолго задерживать. Нас интересуют эти люди на снимке.

Сергей положил фотографию перед Лагоевым. Тот не спешил взять ее со стола и повернулся к Никите:

— Так, значит, вы теперь полицейский? Нашли-таки своё истинное призвание. Признаться, я не удивлен. Все предпосылки к этому были. Единственно прошу вас — не увлекайтесь.

Лагоев повернулся к Сергею.

— Надеюсь, вы старший по званию и будете сдерживать буйную фантазию своего коллеги.

— Артур Рафаилович, вам знакомы эти люди? — в очередной раз проигнорировав слова Лагоева, настоятельно спросил Сергей.

Лагоев взял снимок и расхохотался.

— Как же мне их не знать! Во-первых, я вижу себя.

Лагоев отвел руку в сторону. Его взгляд затуманился, лицо приняло грустное выражение.

— Тогда я был молод и не лишен привлекательности. Подумать только, как летит время и как оно меняет людей.

Он провел ладонью по жалким остаткам некогда пышной шевелюры.

— Вы и сейчас не лишены харизмы, — улыбаясь, сказал Сергей.

— Ах, оставьте, — вздохнул Лагоев. — Лучше продолжим… не знаю что сказать: допрос или беседу?

— Конечно беседу! О каком допросе может быть речь, Артур Рафаилович?

— Итак, Сергей Борисович, кто еще, помимо меня, вас интересует?

— Все, кроме вас, — невольно вырвалось у Сергея.

— Обижаете, Сергей Борисович.

— Извините. Я не хотел вас обидеть. В следующий раз приедем сюда исключительно ради вас.

— Сочту для себя за честь. Только единственно прошу поставить меня в известность заранее. Я распоряжусь, чтоб к кофе были пирожные. Вы любите эклеры?

Сергей кивнул головой.

— Тогда только посмейте отказаться, — улыбнулся Лагоев. — Но продолжим нашу, как вы сказали, беседу. Назову всех в порядке очередности. Крайний слева — это Утюг. Сами понимаете, это прозвище. А фамилия его Устюгов.

— Где он обитает?

Лагоев задумался.

— Кто ж его знает. Я уж и не помню, когда видел его последний раз. Рядом с ним Васька Рогов, или Рогалик, как все его звали. Дальше Юрка Смагин, или Смага. Всё это клички. Вы же сами понимаете, в том возрасте все обращались друг к другу именно так: по кличкам. Меня, например, звали Лага. Дальше сидит Лапчатый.

— То есть? — недоуменно спросил Сергей.

— Фамилия у него была такая — Гусев.

Никита с Сергеем уставились друг на друга. Лагоев тем временем продолжил:

— Отсюда и звали его то Гусь, то Лапчатый. Кому как нравилось.

— Что значит — была? Он сменил с тех пор фамилию?

— Без понятия. Рядом с ним Юнус.

Лагоев посмотрел на Никиту.

— Забудьте про тот нелепый инцидент. Прошу вас. Он неплохой мужик и действительно переживал из-за случившегося. Зато вам теперь гарантирован у него в мастерской сервис по высшему разряду.

«Ага, бархоткой по стеклу проведут», — подумал Никита.

— В любое время дня и ночи. Последнее, конечно, метафора. Но тем не менее вас там всегда обслужат без очереди.

— Хоть на том спасибо, — пробурчал Никита.

— Вот, собственно, и все.

— Вы с ними встречаетесь? — спросил Сергей. — Хоть изредка.

— Вы же понимаете, прошло столько лет, наши пути-дороги давно разошлись.

— А с Юнусовым? — спросил Никита.

— Ну это совсем другое дело. Это, пожалуй, единственное, что связывает меня с молодостью. И поэтому представляет для меня особую ценность. Вы же понимаете, все люди по природе своей эгоцентики. Я не исключение.

— А что вас свело тогда? За общий стол.

Лагоев снова взял снимок.

— Тогда… Ну да, конечно! Тогда Рогалик и Смага вернулись из заключения. Он же, Смага, привел с собой Лапчатого. Они были корешами по тюряге.

— По зоне, — поправил Лагоева Сергей.

— Пусть будет по зоне. Какая разница. Вот и была тризна по безвозвратно ушедшей юности. Как это я теперь вижу. Мы же были с одного двора. Все, кроме Утюга и Лапчатого, — поправился Лагоев. — С кем же было еще Смаге и Рогалику праздновать своё возвращение на свободу?

— Юнусов тоже был не с Первомайской, — заметил Никита.

— Да, действительно. Но он все время торчал у нас, а не среди деповских, и мы настолько свыклись с ним, что считали его своим.

— А что с Утюгом? Не свыклись?

— Да нет. Как-то не получилось.

— Почему?

— Даже не знаю. Лично мне с ним было трудно общаться.

— Не было общих интересов? — подсказал Никита.

— Да нет. Даже не это. Мрачный он был какой-то. Как бывают люди, затаившие камень за пазухой.

— И что это был за камень?

— Без понятия. Если он, конечно, был. Просто есть люди мрачные по жизни. И ничто их не изменит. Наверно, это был тот самый случай. Пожалуй, к этому мне добавить нечего.

— И на том спасибо.