Поколение I

Тесное общение с представителями другой расы вполне приемлемо, и я, честно говоря, не понимаю, кто и зачем поднимает шумиху вокруг расизма. Цвет кожи — это просто цвет кожи, и ничего больше. Мне было бы все равно, если бы все мои соседи или коллеги отличались от меня цветом кожи, и мне было бы все равно, если бы я оказалась единственной белой среди них. До тех пор, пока все относятся друг к другу с равным уважением, я не вижу никаких проблем.

Лори, двадцать лет

Я черный парень, но я люблю тяжелый металл и другие жанры рок-музыки. Еще я интересуюсь историей Первой мировой войны. Как вы понимаете, в моем районе (он преимущественно черный) сложно найти еще одного человека с такими интересами. Я совершенно случайно познакомился с классным парнем, который был в этой теме, и он оказался белым. Я специально не ищу дружбы с белыми ребятами — все происходит само собой. Люди слишком сильно зациклены на своей расе, но если они пошире раскроют глаза, то поймут, что все мы не настолько разные, как принято думать.

Уильям, двадцать лет

^{Рис. 9.11. Процент белых двенадцатиклассников, оценивших соседство, а также дружеские и рабочие отношения с представителями другой расы как «желательные». Monitoring the Future, 1976–2015}

У меня сложилось впечатление, что айдженеры просто не видят разницы между «приемлемой» и «желательной» расовой диверсификацией своего окружения, потому что сам вопрос им кажется бессмысленным.

Квалификация руководителя не зависит от его расы. Сейчас что, 1950-е?

Хизер, двадцать лет

В наши дни глупо обращать внимание на цвет кожи людей, с которыми ты общаешься. Я белая, но меня не волнуют «цвета», когда речь заходит о моих друзьях.

Только узколобый идиот может находиться в плену архаичных предрассудков.

Франси, двадцать лет

Назвав расовую диверсификацию «желательной», человек демонстрирует избыточный интерес к этому вопросу, а айдженеры по определению не обращают внимание на расу человека.

Тема игнорирования расы неизбежно всплывает, когда мы начинаем выяснять, как расовые проблемы обсуждаются в студенческих кампусах. Не обращать внимание на расу, конечно, здорово — в этом есть свои плюсы, — но также надо понимать, что в этом случае мы перестаем замечать проблемы, с которыми сталкиваются цветные студенты, и вопреки здравому смыслу начинаем отрицать тот факт, что люди, конечно, «видят», кто и к какой расе принадлежит (когда консервативно настроенный гость программы The Daily Show сказал: «Я не различаю цвета», ведущий Тревор Ной иронично заметил: «Вероятно, вы испытываете определенные сложности, стоя на светофоре?»).

Идея игнорирования расы могла спровоцировать стремительный рост белого национализма, если предположить, что некоторые белые недовольны тем, что никому нет дела до их расы. События, произошедшие в 2014–2016 годах, доказали, что претворяться и делать вид, будто расы не существуют, это крайне уязвимая и нежизнеспособная стратегия.

Однако, судя по другим вопросам, удалось достичь существенного прогресса в достижении расового равенства. Число белых американцев, которые не хотели бы, чтобы их близкий родственник вступил в брак с чернокожим или чернокожей, упало с 54 % в 1990-х до 10 % в 2010-х (см. рис. 9.12). Многие айдженеры вообще не понимают противников межрасовых браков.