Покоряя Эверест

Когда мы вернулись на большой заснеженный хребет, то не нашли даже следа ступеней, которые прорубили во время подъема. Нам пришлось рубить их заново. Около 6 часов вечера этот мрачный и медленный процесс снизу, из Лагеря III, заметил Стратт. Но наши трудности не закончились и после преодоления этого склона. Один из неприятных фактов, отличающих гималайские экспедиции от походов в более низких горах, — здесь спуск на меньшую высоту не помогает изнуренному человеку быстро восстановить силы. Морсхед, хотя карабкался крайне отважно и прилагал неимоверные усилия, чтобы отдышаться, уже был на пределе и брел в конце связки. В лучшем случае он мог сделать лишь несколько шагов за раз. К счастью, насколько мы могли рассмотреть в угасающем свете, путь вниз к Северному седлу был несложен. Нортон подставил Морсхеду плечо, пока я искал самый легкий путь вниз, а Сомервелл выступал в арьергарде[343]. Но после заката над одним из самых поразительных горных пейзажей, что я видел, в серо-голубых зловещих облаках на западе замерцали молнии, предупреждая о скрытой угрозе. Какой силы ветер мы встретим на перевале вместе с трудностями, что придут с наступлением темноты?

Нам просто повезло, или Провидение было к нам благосклонно, поскольку, когда мы добрались до освещенных звездами расщелин, смутно видневшихся впереди, и Сомервелл достал фонарь из своего рюкзака, воздух оказался столь спокоен, что мы зажгли свечу даже с помощью японской спички, примерно после дюжины попыток. В ее свете мы на ощупь пробирались туда и сюда, ища проход; под неровной поверхностью прятались опасные расселины. К счастью, никто не провалился в них, и мы смогли добраться до края небольшого утеса. С него требовалось спрыгнуть в снег, с высоты примерно 15 футов[344] — весьма тревожная перспектива, притом что ориентироваться приходилось при таком тусклом свете. Но нам удалось благополучно одолеть этот спуск. Теперь осталось найти одну из закрепленных веревок, чтобы с ее помощью спуститься на террасу, где пять палаток, аккуратно выстроенных в ряд, все еще ждут нашего прибытия. Но веревка оказалась погребена под снегом, а наша последняя свеча догорела. Некоторое время мы ощупью пробирались по краю пропасти, а затем начали спускаться под крутым углом, сомневаясь, верный ли это путь. Но вдруг кто-то вытащил веревку из-под снега, и мы поняли, что теперь сможем добраться до палаток.

Чуть позже, в 11:30, мы уже обыскивали наш лагерь в поисках топлива и котелков. Ничего не нашлось, а о еде всухомятку не могло быть и речи. Но Северное седло было «сухим», без единого источника воды, если только самим не растопить снег. Лучший «эрзац»[345], что смог изобрести Нортон, — смесь джема, снега и замерзшей сгущенки. Эта тошнотворная смесь была совсем не похожа на жидкий напиток. Она вызвала у меня неконтролируемую дрожь и мышечные спазмы в животе и спине, которые мучили меня в спальном мешке, заставляя садиться и снова глубоко вдыхать ночной воздух, словно привычка глубоко дышать так прочно во мне укоренилась, что не покидала меня даже здесь.

На следующее утро, все еще мучимые неутоленной жаждой, мы отправились в путь в 6 утра. Я полагал, что отдохнувший человек, идущий по проторенному следу, способен без особых усилий добраться от Северного седла до Лагеря III примерно за час. Но у нас это заняло шесть часов усердного труда: мы закрепляли под свежим снегом лестницу, достаточно надежную, чтобы ею могли пользоваться носильщики, поскольку мы не собирались ночевать на высоте 21 000 футов[346] без наших спальных мешков. И стоит снова отметить, что свежевыпавший снег, скрывающий проделанные тропы на перевале Чанг-Ла, следует воспринимать как фактор серьезной опасности, особенно для уставшего отряда.

В свете этого опыта мы можем заново рассмотреть задачу восхождения на Эверест. Безусловно, очень важна переоценка наших прежних суждений о способностях носильщиков. Они оказались куда выносливее, чем мы ожидали. Еще никто до этих пор не поднимал лагерь выше 23 500 футов[347], а эти люди доставляли наши грузы на 25 000 футов[348]. Финч же смог подняться еще выше — на 25 500 футов[349], а некоторые из них даже успешно повторяли этот удивительный подвиг три дня подряд. Также нет никаких оснований предполагать, что, переночевав на высоте 25 000 футов, они не смогут идти на следующий день. Они проявляли удивительно мало признаков усталости. Горная болезнь, сразившая некоторых из них на Северном седле, легко объяснялась тем, что они тогда плотно закрыли двери своих палаток и спали при большой нехватке свежего воздуха, и подобного больше не повторялось. Тот факт, что носильщики оказались столь выносливы и способны на большее, чем мы думали, глубоко изменил подход к решению нашей задачи. Теперь почти не осталось сомнений в том, что мы сможем разбить шестой лагерь, на высоте примерно 27 000 футов[350]. И предел восхождения будет определять не сложность установки лагерей выше в горах, а порог выносливости тренированных альпинистов.