«Последним врагом» Ориген Александрийский называет смерть, а коль скоро ее не будет, то не будет и никакой печали, не будет ничего враждебного там, где нет врага.
Потом лифт, сколь бы мы его ни наделяли сверхъестественными способностями, конечно, спускается с небес на землю, на первый этаж, другое дело, что довольно часто западают кнопки второго и пятого этажей.
На улице в лицо ей ударяет ледяной ветер.
К ночи, как известно, мороз всегда усиливается.
Отблески фонарей выхватывают из темноты бесформенные куски льда с вмерзшим в них нехитрым дворницким инструментарием.
Поймать машину сейчас дело весьма и весьма непростое.
В детстве меня очень сильно укачивало в машине. Теперь-то я понимаю, сколько хлопот я доставлял своим родителям, да, впрочем, и не только им, этой особенностью своего организма. Порой мне даже казалось, что он, мой организм, живет какой-то своей отдельной жизнью, и вот именно в тот момент, когда происходило трагическое несовпадение внутреннего и внешнего его бытования, между ними приключалась война.
Он давно привык к войне.
Он сидит на ступеньках переделанного под бытовку автобуса «Икарус» и ждет ее, ведь эта тишина остается таковой лишь до поры, до первой автоматной очереди, до первого разрыва фугаса, заложенного на причудливом изгибе горной дороги, до первого минометного обстрела.
Вообще-то в бытовке, читай: в автобусе, к жизни все приспособлено весьма сносно.
Тут есть газовая плита на одном баллоне, рукомойник, сооруженный из пластиковой канистры, печка-перекалка и даже телевизор. Конечно, с электричеством тут бывают перебои, да и телевизионная антенна больше напоминает вырванный взрывом из земли кусок искореженной арматуры, но федеральные каналы ловить все-таки можно.
Вот, например, он недавно смотрел репортаж об одном безногом инвалиде из Мурманска, который собственноручно сделал из детского трехколесного велосипеда коляску и на ней доехал до Петрозаводска. На вопрос корреспондента, зачем он это сделал, инвалид ответил, что отправился в такой дальний и небезопасный путь, чтобы подарить библиотеке исторического факультета Петрозаводского госуниверситета свои дневники, которые он начал вести еще в 1979 году, когда попал служить в Афганистан в чине рядового мотострелкового взвода.
Потом было первое ранение, эвакуация в госпиталь в Душанбе, невыносимо яркий, буквально выжигающий глаза белый свет приемного покоя, белая палата, белые шторы, белые, со следами мушиных колоний, потолки, белый кафель, белые, развевающиеся на горячем ветру простыни, а еще белый с желтоватым отливом пластмассовый, напоминающий одиннадцатиэтажное панельное здание трехпрограммный громкоговоритель «Маяк-202».
Треск в эфире.
Далекие, едва различимые крики сослуживцев, запертых в ущелье под шквальным огнем из тяжелых станковых пулеметов.
Голоса.
Когда он просыпается у себя в автобусе по ночам, то часто слышит голоса. Ему кажется, что его зовут убитые праведники. Они просят о помощи, но чем он может помочь им?
И ему ничего не остается, как встать с кровати, подойти к рукомойнику и умыть лицо теплой, приторно пахнущей пластиком водой.
Она едет в машине. Мимо проносятся светящиеся буквы рекламы.
А ведь когда-то все было именно так: она заполняла специальный формуляр, куда вносила свою фамилию, имя и отчество, затем следовало название книги, автор и самое главное – шифр, состоявший из непонятной непосвященному комбинации цифр и букв.
Казалось, что внутренне она сопротивлялась предстоящему чтению букв-букв.
В машине тепло.
В комнате тепло.
В белой больничной палате тепло.
А в «Икарусе» даже жарко.
Особенно летом.
Горячий ветер гонит с городища песчаную метель, трубно гудит в платинового отлива ковыле, пригибая его к самой земле, поднимает с обложенных досками могил высохшие цветы и выцветшие ленты, платки.
Согласно местному обычаю, женщины привязывают к могильным оградам свои платки в знак того, что никогда не забудут покойного и будут хранить ему верность до последних своих дней.
Дни сменяют друг друга, пересыпаясь песком из одного тигля в другой.
Я воображаю себя покорителем орнамента. Всех этих листьев папоротника, посохов с навершиями в виде дикириев и трикириев, павлиньих хвостов, бунчуков, зрячих ладоней, верблюдов вниз головой и их погонщиков, оранжевых цветов, арабской вязи, плетенных из бересты наперсных крестов, рыб вверх плавниками и рыб с глазами, рипид, украшенных золотом, курдючных овец, символов святости, сияющих на солнце, как велосипедные спицы, да балканских украшений в виде восьмиконечных рождественских звездиц.
И это уже потом искусные мастера перенесут все описанные выше фигуры на разверстку ткацкого станка, будут денно и нощно священнодействовать с бесконечной длины шерстяными нитями, колдовать, как колдуны, над красителями, чтобы впоследствии безбольно продать свой ковер-власяницу в магазине «Ядран», что находится в Теплом Стане.
Сюда от метро «Юго-Западная» ходят троллейбусы и маршрутки.
На остановке собирается толпа, гудит, как пчелиный улей, все толкаются локтями, смеются, кашляют, вдыхают морозный воздух, топчутся на месте.