Она вытащила Софи из воды и протянула ей квадратик шоколада.
Маттео не вылезал. Анастасия протянула кусочек и ему, и Маттео съел его, держась на плаву.
— Спасибо, — хрипло сказала Софи. — После плавания меня всегда мучит жажда. Из реки можно пить?
— Нет! Прости. Крысиная болезнь. Из реки даже Маттео не пьет, а его никакая зараза не берет. Но в соборе будет вода, — заверила ее Анастасия.
— В соборе? — Софи натянула позаимствованный свитер и сунула мокрые ноги в ботинки. — В каком соборе?
— В том самом, конечно. Маттео нас там встретит.
— Там? Но он же здесь… — Софи оглянулась, Маттео пропал.
— С ним всегда так, — сказала Анастасия. — Он пойдет по реке, а потом по деревьям.
Сафи молча подошла к Софи, пригладила ее растрепавшиеся волосы и вытащила из них обрывки речных трав. Подняв с земли шарф Софи, она повязала его ей на голову.
— Ох! — воскликнула Софи. — Я чуть не забыла о волосах! — Содрогнувшись от страха всем телом, она натянула шарф на уши. — Какая же я глупая! Спасибо.
Сафи улыбнулась, а затем вдруг покраснела. Она взбежала по лестнице и скрылась в листве одного из деревьев, стоящих вдоль тротуара.
— С ней все будет в порядке? — спросила Софи. Анастасия собрала монеты и сунула их в карман.
— Конечно. Она тоже пойдет по деревьям, — ответила она. — Allez[28]
. Если поспешим, успеешь просохнуть, пока мы дойдем до Нотр-Дама. Давай наперегонки по лестнице!22
Темные тротуары как ничто в мире располагают к разговору. Девочки шли быстро, чтобы Софи не замерзла. Анастасия напевала что-то себе под нос. Софи подождала, пока Маттео точно не будет рядом, и заговорила:
— Анастасия? Если я спрошу кое-что, ты скажешь Маттео, что я об этом спрашивала?
— Может быть. Вероятно. Я постараюсь. В чем дело?
— Это о… вокзальщиках. О мальчишках с вокзала. Почему Маттео их ненавидит? Он ничего о них не рассказывает.
— Вот уж не знаю, могу ли тебе рассказать.
— Прошу тебя. Это меня пугает. Он всякий раз становится таким мрачным.
Анастасия постучала пальцами по железным перилам, которые отозвались мелодичным гудением.
— Была драка. Несколько лет назад. Вокзальщики не хотели, чтобы еще кто-то ходил по крышам. Нам с Сафи было все равно. Мы перебрались на деревья. На деревьях лучше. Но Маттео нравится жить на крыше. Крыши… — Она замолчала и поморщилась. — Ach, это прозвучит уж слишком поэтично.
— Скажи все равно.
— Крыши — это все, что у него есть, — сказала Анастасия и покраснела. — Прости. Alors, он не мог от них отказаться.
— И что случилось?
— Никто не победил. Они откусили…
— Что откусили? — Софи уставилась на Анастасию, но та отвела глаза. — Что?
— Ничего. Маттео потерял кончик пальца. Вокзальщик лишился кисти руки. Ты видела живот Маттео? Его шрам?
— Он сказал, что упал на флюгер!
— Да? Он соврал. Он чуть не умер. Ему пришлось пойти в приют, чтобы его вылечили. Ты об этом знаешь, oui? Поэтому теперь он никогда не подходит к вокзалу и никогда не спускается на землю.
Анастасия остановилась и взяла Софи за руку.
— Стой. Почти пришли. Маттео должен быть где-то рядом. — В свете звезд ее лицо было тревожно. Она прикусила губу. — Пообещай, что не выдашь меня!
— Обещаю, — сказала Софи, но дома вокруг них привлекали к себе слишком много внимания. Они стояли у подножия огромного белого здания. Оно стремилось в ночное небо, величавое, как бог. — Что это? Где мы?
— Нотр-Дам, конечно! А Маттео сидит на дереве у входа. Видишь?
Софи его не видела, но Сафи стояла под деревом, задрав голову. Во дворике было пусто.
— Пойдем, — сказала Анастасия.
Нотр-Дам был прекрасен, но забраться на него оказалось нелегко. На это ушло вдвое больше времени, чем ожидала Софи.
Маттео лез первым, за ним следовала Сафи. Казалось, они знают это здание столь же хорошо, как Софи знала свой дом в Лондоне. Ни секунды не раздумывая, они находили опору своим ногам и рукам. Софи двигалась медленнее. Анастасия замыкала цепочку, подсказывая Софи, за что ухватиться, и переставляя ей ноги, если Софи слишком долго не могла найти следующий уступ.
Теперь Софи было гораздо легче держать равновесие. Лезть по камню было довольно сложно, и пальцы на ногах у Софи немного кровоточили, но она решила не выдавать своей боли перед обитателями крыш. Они были не из тех, кто морщится от боли. Она плевала на руки, терла ноги и кусала щеку. Когда Софи преодолела половину пути, ее щека стала совсем уж пожеванная. Дважды Софи теряла опору, но вроде бы никто этого не заметил.
В жизни почти ни в чем нет особенной хитрости, но Софи казалось, что она разгадала хитрость равновесия. Чтобы поддерживать равновесие, нужно было понимать, где находится твой центр тяжести, а у Софи этот центр находился где-то между желудком и почками. Он казался кусочком золота среди бурых органов. Найти его было нелегко, но потом было почти невозможно потерять. Еще Софи заметила, что поддерживать равновесие гораздо легче, когда голова занята мыслями. Софи старалась думать о матерях и о музыке, а не о том, как сорвется и полетит спиной на тротуар внизу.