Покров-17

Он явно вошел во вкус, осмотрел собравшихся у костра, снова развернул гармонь и запел морскую песню о лейтенанте.

Лейтенант молодой и красивый край родной на заре покидал…

И вдруг, гулко свистнув в воздухе, что-то грохнуло совсем рядом, оглушило, ослепило, подняло столб снега и красной кирпичной пыли.

— Твою мать! — взревел Старцев. — К бою!

Спотыкаясь, сталкиваясь друг с другом, задыхаясь в пыли, похватали винтовки из пирамиды.

— Занять позиции! — заорал Громов.

Всё пришло в движение: бойцы, пригнувшись, застегивали на подбородках каски, заряжали винтовки, занимали укрытия.

Первый снаряд никого не убил, но оглушило бойца из третьего батальона: тот сидел, привалившись к кирпичной стене, и держался за каску. Его привели в чувства, похлопали по щекам, указали на позицию.

Снова ударило — совсем рядом, очень громко, и у Селиванова заложило уши.

Он залег в снегу за кирпичными развалинами, выставил винтовку, присмотрелся к дороге. Он не сразу смог сфокусировать взгляд, а потом увидел, как со стороны леса ползет, ломая деревья, тяжелая черная лавина.

Из леса выезжали танки.

* * *

25 сентября 1993 года

Закрытое административно-территориальное образование «Покров-17», Калужская область

— Я не знаю, что с ним делать.

Катасонов в растерянности стоял перед телом Харона Семеновича, лежащим на металлической кушетке. В морге веяло холодом. Рядом стоял Доценко, старательно отводя взгляд от трупа.

— А вы узнайте, — сухо ответил полковник. — Вы держали его тут взаперти несколько месяцев, когда он еще был жив, но ничего не сделали. Почему?

— Искали, что в нем не так, — ответил вместо Катасонова Доценко. — Искали, да и не нашли ничего. Ничего в его крови не было особенного, понимаете? Вообще ничего. Кровь как кровь, самая обыкновенная. Вы что думаете, нам тут делать совсем нечего? Мы ее и больным вливали, и что угодно пытались, ничего не получилось.

— У вас был человек, не поддавшийся болезни! — повысил голос полковник. — Так вот, друзья мои хорошие, либо вы за две недели досконально изучаете его тело и находите способ, либо я разгоню остатки вашего института ко всем чертям. Будете на помойках бомжевать, как те, что разбежались.

— У нас осталось мало людей, — тихо сказал Катасонов.

— А мне насрать. Делайте всё, что можете.

Катасонов взглянул на руку полковника, потом прямо в его глаза и сказал еще тише обыкновенного:

— Я правильно понимаю, что вы тоже…

Полковник резко перебил его.

— Если об этом кто-то узнает, я пристрелю вас.

Катасонов послушно кивнул.

Я не знал, что сказать им, да и нечего было говорить. Я старался не смотреть на тело: от его вида тошнило еще сильнее, чем обычно.

— Вы хорошо поняли меня? — спросил полковник.

— Я понял, что нам нужно сделать невозможное, — угрюмо ответил Катасонов.

— Вот и сделайте.

Затем он повернулся ко мне и кивком показал на выход.

— Пойдем, — сказал он мне. — В отделение поедем.

— Зачем? — спросил я.

Полковник снова посмотрел на Катасонова и Доценко, затем на тело старика с паучьими лапками, потом зачем-то на белый потолок морга, а потом снова на меня и коротко ответил:

— Бухать.

* * *