Покровские ворота (сборник)

Однажды трудно их разъять.

Тогда нежданно, ввечеру,

как говорили наши деды,

на Балтазаровом пиру

по случаю его победы

какой-нибудь очередной

в служебной битве громовой

на стенке, вроде беспричинно,

проступит надпись сквозь ковры:

«Все так – живуча мертвечина,

но – до поры!»

Безостановочный автомобильный гудок,

переходящий в свадебный марш.

КОНЕЦ

...

1985

Брат, сестра и чужестранец Диалог

В далеком 1875 году, в Германии, в благословенный июньский день, в зеленом лесу близ Штейнабада прогуливались Брат и Сестра. Они не были друг на друга похожи. Мужчина, пожалуй, казался моложе своих тридцати – он был подвижен, даже юношески порывист и отличался худобой. Столь же худым было лицо его. Нос не крупен – ни прусской гордости, ни даже вестфальской основательности. Пепельного, землистого цвета были его впалые щеки. Усы над бледными губами казались приклеенными, очень возможно, владелец завел их в поисках мужественности, бледным был и высокий лоб, над ним нависали прямые волосы. Ощущение хрупкости, от него исходившее, дополнял его невысокий рост. Меж тем сестра его была крепкой девушкой, румяной, свежей, кровь с молоком, вся она излучала здоровье. И взгляд ее был светел и радостен, не то что взгляд ее старшего брата, будто угнетенный заботой и ожиданием беды.

Сестра . Кажется, здесь мы совсем одни.

Брат . Обычно в Штейнабадском лесу люди ищут уединения. Если не ищут любовной встречи. Ты чем-то взволнована, сестричка?

Сестра . Тот человек следил за нами. Смотрел лишь на нас.

Брат . Ты деликатна. Скажи, что он смотрел на тебя. Что из того? У него есть вкус.

Сестра . Ах, Фрицци, ты шутишь, а между тем я чувствую до сих пор этот взгляд.

Брат . О, Лисбет, до чего ты чувствительна!

Сестра . Я думаю, что он чужестранец.

Брат . И это – не причина для страха. Вполне респектабельный господин.

Сестра . Я не сказала ни слова о страхе.

Брат . Что ж он внушил тебе? Интерес?

Сестра . Фрицци! Он мог бы мне быть отцом, и даже – немолодым отцом.

Брат . Это еще ничего не значит. Есть люди – им идет седина. Она им придает благородство и вызывает к ним доверие. Этакий добрый седой великан. Чем не герой из детской сказки? Нет, в самом деле, сильный, большой, похож на ученого медведя. А ведь медведь – всегда загадка. Даже для его дрессировщицы. Руки – две громадные лапы. Могут обнять, могут прибить. Тебе нравятся такие мужчины. Помнишь, как ты однажды смотрела на атлета в том балагане, в Базеле…

Сестра . Довольно. Не хочу тебя слушать. Ты снова городишь непристойности. Так не беседуют с младшей сестрой…

Брат . С младшей сестрой! Да, в самом деле! С младшей сестрой, невинной девушкой, которая боится мужчин… Не помышляет о замужестве… Хочет навек посвятить себя брату… Прости, Лисбет, ты меня пристыдила…

Сестра . Я не пойму, чем ты раздражен.

Брат . Просто ревную тебя – и все. Мы искренне любим свою собственность, ревнуем ее к чужому взгляду. Однако же такая любовь делает крепче жизнепорядок. Разве он не основан на собственности? Стало быть, подобная ревность – в высшей степени достойное чувство, угодное Богу и государству. Верно ль, что Ферстер сюда собирался, или же это – всего лишь слух?

Сестра . Почем я знаю?

Брат . Нет, это к слову.

Сестра . Что ты имеешь против него?

Брат . Против Ферстера? Ничего ровным счетом. Славный малый. Сколочен на совесть. Жаль только, что во всем чрезмерен. Слишком здоров, слишком увесист. Слишком немец и слишком патриот. Ничего против него не имею. Здесь хорошо. И листва густая.

Сестра . Слишком густая. Не видно солнца.

Брат . Это и приятно, сестренка. Мои глаза не выносят света.

Сестра . Стало быть, «слишком» – не так уж худо, если оно на пользу тебе?

Брат . Колючка! Разве я виноват, что у меня неладно со зрением?