Покровские ворота (сборник)

Пушкин . Годы не научили ждать, хотя и все для этого сделали. Покойная няня звала неуимчивым. Однако вы видите во мне одни пороки. Не зря моя мать убеждена, что вы меня не выносите.

Дарья Федоровна . Странно, моя мать убеждена в обратном. Не сердитесь, я здесь и с этой минуты принадлежу вам.

Пушкин . Что за несчастье обольщаться расположением самой блестящей из светских дам. Впрочем, и быть ею – также несчастье. Помнится, я писал вам об этом.

Дарья Федоровна . Ваши письма полны такой беззастенчивой лести, что женщину более легковерную и впрямь могли бы сделать несчастной. Но я допускаю, что вы были искренни. Во всяком случае, когда их писали. Перо властвует над вами более, чем вы над ним.

Пушкин . Не тревожьтесь, графиня, перо покамест мне послушно и не сделает того, чего я не хочу. Впрочем, в чем-то вы правы. Я привык жить чувством полнее, чем действием. Я испытывал больше счастья от предчувствия его, чем от него самого. Ожидания много ярче событий, и лишь воспоминания богаче ожиданий. Не так давно я получил письмо от женщины, которую любил в старину. Вы изумились бы, прочитав мой ответ. Это было письмо любовника, страстного и нетерпеливого. Меж тем сердце мое давно от нее свободно.

Дарья Федоровна . Вы видите, я хорошо вас знаю.

Пушкин . Кто ж усомнится в вашем уме, мадам посольша? Вы признанная глава петербургских пифий. В вашей красной гостиной, где цветут камелии и улыбки, мы узнаем все о себе, о своей судьбе и о том, чего стоим.

Дарья Федоровна . Недаром же меня зовут Сивиллой.

Пушкин . И вы заслужили свою славу. Взгляните ж, Сивилла, и на меня. Мне крепко нужно знать свое будущее. Мне это надобно как никогда. Мною сделан шаг чрезвычайной важности.

Дарья Федоровна . Бог мой, что вы еще натворили?

Пушкин . В завтрашний день все в моей жизни может вдруг повернуться. Скажите, возможно ли для меня счастье?

Дарья Федоровна . Право, не знаю. С вашим нравом? С вашим даром плодить врагов? Вы не только нетерпеливы, вы нетерпимы – свойство опасное. В нем вы сходны, пожалуй, с царем, но он может это себе позволить, вы же – нет.

Пушкин . В самом деле, забавное сравненье. Кого угодно оно насмешит.

Дарья Федоровна . Что ж, вы поэт. Вы служите истине, а Священное Писание уверяет, что истина сильнее царя.

Пушкин . Полно, Сивилла. Никакое писание быть священным у нас не может. Благодарю, что так кстати напомнили мне о моем ничтожестве. Я постоянно о нем забываю, а это может дорого стоить.

Дарья Федоровна . Ах, Пушкин, завидую вашей дочери, ей досталось славное имя, но не завидую вашей жене, ей досталась трудная ноша.

Пушкин . Возможно, и все же я не люблю, когда мою жену жалеют.

Дарья Федоровна . Уймитесь, бешеный человек. Меньше всего я хочу вас обидеть, я мечтаю вас остеречь.

Пушкин . Простите, графиня, я безумец. Вы правы, сочувствуя Натали. К тому же она еще ребенок, хотя и мать двоих детей.

Дарья Федоровна . Я вас не пойму, вы должны быть счастливы. Быть женатым на мадонне – это не каждому удается.

Пушкин . Согласен, это льстит самолюбию, но и мадонна должна быть счастливой.

Дарья Федоровна . Нет, я решительно не узнаю вас. Вы больше не верите в себя?

Пушкин . Верю, графиня. Чтобы женщину победить, нужно быть красавцем либо уродом. Нельзя быть ни то ни се.

Дарья Федоровна . Что с вами? Вы точно в лихорадке. Вас страшно коснуться. Вы больны.

Пушкин . Не знаю. Старею и становлюсь несносен. (Проводит рукой по лицу.) Хорош никогда не был, а молод был. (Неожиданно берет ее руку в свою.) Любили те, кого не любил. А те, кого любил, – не любили.

Дарья Федоровна . Все та же власть воспоминаний. Вы давеча говорили о ней. Нам надо давно уж забыть, что было. Сон, да и был ли он?

Пушкин . Пусть даже так. Сон уже есть область поэзии, быть может, ее прямой предвестник. Разве это небо, темное и таинственное, этот мотив, веселый и грустный, эти тени на дорожках и близость женщины, прекрасной и неуловимой, разве это не сон? Но от него в душе рождается волненье, такое ж непостижимое, как он сам. И что было сном, – уж боле не сон.

Дарья Федоровна . Он становится достояньем толпы.

Пушкин . Что ж, в этом его вторая и более прочная жизнь.

Дарья Федоровна . Наверно. И я, разумеется, счастлива этой возможности причаститься. И все ж эта вечная нерасторжимость нашей жизни, самой тайной, с жизнью чужих и чуждых людей печальна. Есть чувство во мне сильней остальных – боязнь толпы, любой, без различия. Той, что во фраках, я стыжусь, той, что в армяках, я страшусь. Всякое человеческое стадо внушает мне ужас. И пусть поэзию нельзя от него утаить, но она не должна от него и зависеть. Мне всегда грустно, когда вы слишком прислушиваетесь к тому, чего от вас хотят и чего ждут.