— Эй, приятель, ты как? — одна из подружек Джинни, высокая и белобрысая, подошла к парням, и сочувственно взяла Уизли под свободный локоть. Вдвоем с Майклом они подвели Перси к дверям фургончика Гарри.
— Поттер, открывай уже, а? — недовольно нахмурился Джордж, которому тоже уже надоело держать Джинни.
— Ну сейчас, сейчас, погоди, — тот в ответ только усерднее принялся копаться в собственных карманах.
— Эй, — шепот Фреда обжег Гермионе ухо, — пошли отсюда. Все равно мы все не влезем, да и ехать с моим братцем, которого выворачивает на изнанку, удовольствие слабое.
— В этот час такси едва ли поймаешь, — возразила девушка, однако без особого энтузиазма.
— Прогуляемся. Нам нужно поговорить, Грейнджер, — и, не добавив ни слова, он ухватил ее за руку, увлекая прочь от фургона, в который Гарри и Майкл вдвоем пытались поместить несчастного Перси. Кажется, близнецам хватило одного долго взгляда, чтобы все объяснить друг другу.
Они молчали, шагая бок о бок по вечерним улицам большого города. Уже окончательно стемнело, и поэтому их собственные тени вечно то обгоняли их, то отставали, то и вовсе прятались, а мимо полосами красных огней неслись автомобили. Гермиона почему-то боялась смотреть на юношу, который шел рядом.
Ей казалось, что она знает его сто лет, а может даже и больше. На первый взгляд такой понятный и простой, такой сложный на второй, такой неоднозначный на третий… Близнецов Уизли было всего двое, однако девушке иногда казалось, что их было не меньше дюжины, такими разными и непохожими на самих себя иногда бывали они. Ей отчего-то вспомнился второй или третий курс Хогвартса, когда она впервые заметила, как братья, вопреки общему мнению, непохожи. Ей льстило, что она замечала то, чего не видели остальные: что она знала, что Джордж и Фред меняются местами на Чарах, поскольку на самом деле то, что получается у одного не всегда получается у другого, что она замечала, что младший из близнецов любит кантри, а старший — рок, что она видела, как за завтраком они быстро, почти неуловимо, меняются фруктами, поскольку один любит одни, а второй — другие. Ей льстило это, и она продолжала наблюдать. Продолжала, пока не поняла, что и сама уже не относится к ним так одинаково и ровно, как раньше. Пока не догадалась, как легко влюбиться, если подмечаешь каждую мелочь.
Увы, было уже слишком поздно.
— Так и будем молчать? — голос Фреда прозвучал резко.
— Это ты сказал, что нам надо поговорить, — немедленно ответила Гермиона, словно только и ждала этого вопроса.
— Да, — он глубоко вздохнул. — Просто… Черт!
Они шли бок о бок, засунув руки в карманы курток, и еще ни разу не посмотрели друг на друга. Сдерживались ли они или и правда это было выше их сил, на этот вопрос вряд ли бы смогли ответить они сами.
— С тобой всегда так сложно, Грейнджер, — усмехнулся наконец Фред, снова прерывая молчание. — То убегаешь из школы в лес с моим братом, то твердишь мне о том, как важны правила. То танцуешь и гуляешь с иностранным студентом, то возмущаешься, что вся школа уверена, что у вас роман. То смотришь, то потом отрицаешь. Целуешь, а потом избегаешь…
Он замолчал, но Гермионе показалось, что в воздухе все еще гремит, как будто раскаты грома, это странное, такое странное слово. «Целуешь»… Она и правда поцеловала его. Схватила обеими ладонями за плечи, дернула вниз, а затем прижалась своими губами к его. Всего на секундочку, пока не поняла, что наделала. Она была не в себе тогда, она перебрала с пивом, и уж, конечно, это не могло ничего значить: уж кому как не ей было не знать, сколько раз делала так ее соседка по общежитию в школе, Лаванда, и глупо было бы сказать, что такой поцелуй мог что-то значить. Даже во время игры в бутылочку на втором курсе университета ее поцелуй с тем парнишкой, Тимом, был менее целомудренным. Но Фред не был Тимом, он был братом ее лучшего друга и лучшей подруги, он был почти что ее братом, не считая, конечно, ее глупых чувств к нему, и у них не могло ничего выйти.
— Это была ошибка, и все, — ее плечи напряглись.
— Ты позвала меня по имени, а когда я обернулся, еще переспросила, точно ли это я, а не Джордж. Ошибка? Я сомневаюсь.
— Я была пьяна, — в голосе зазвучали тревожные нотки.
— Не настолько, чтобы переставать отдавать себе отчет, что ты делаешь.
— Можно подумать, ты никогда не целовался раньше!
— С тобой — ни разу, или ты располагаешь другой информацией?
Терпение Гермионы медленно подходило к концу.
— Почему ты вообще так уцепился за этот поцелуй?! — она почувствовала, как все раздражение этого чокнутого, сумасшедшего, отвратительного вечера вот-вот вскипит в ней, выходя слезами. В конце концов, кем был Фред Уизли, и зачем он так хотел мучить ее? Почему ему так нужно было сказать, что между ними ничего не может быть, почему нужно было залезть ножом в самую рану, снова вскрывая ее? Будь ты проклят, Фред Уизли! — Почему ты не можешь просто отстать, а?!