Покуда над стихами плачут...

Умирают мои старики —
мои боги, мои педагоги,
пролагатели торной дороги,
где шаги мои были легки.

Вы, прикрывшие грудью наш возраст

от ошибок, угроз и прикрас,
неужели дешевая хворость
одолела, осилила вас?

Умирают мои старики,

завещают мне жить очень долго,
но не дольше, чем нужно по долгу,
по закону строфы и строки.

Угасают большие огни

и гореть за себя поручают.
Орденов не дождались они —
сразу памятники получают.

Ксения Некрасова

(Воспоминания)

У Малого театра, прозрачна, как тара,
себя подставляя под струи Москвы,
Ксюша меня увидала и стала:
— Боря! Здравствуйте! Это вы?

А я-то думала, тебя убили.

А ты живой. А ты майор.
Какие вы все хорошие были.
А я вас помню всех до сих пор.

Я только вернулся после выигранной,

после великой Второй мировой
и к жизни, как листик, из книги выдранный,
липнул.
   И был — майор.
   И — живой.

Я был майор и пачку тридцаток

истратить ради встречи готов,
ради прожитых рядом тридцатых
тощих студенческих наших годов.
— Но я обедала, — сказала Ксения, —
не помню что, но я сыта.
Купи мне лучше цветы
    синие,
люблю смотреть на эти цвета.
Тучный Островский, поджав штиблеты,
очистил место, где сидеть
ее цветам синего цвета,
ее волосам, начинавшим седеть.
И вот,
   моложе дубовой рощицы,
и вот,
   стариннее
    дубовой сохи,
Ксюша голосом
   сельской пророчицы
запричитала свои стихи[43].

«Броненосец „Потемкин“»

[44]

Шел фильм.
И билетерши плакали
по восемь раз
над ним одним.
И парни девушек не лапали,
поскольку стыдно было им.
Глазами горькими и грозными
они смотрели на экран,
а дети стать стремились взрослыми,
чтоб их пустили на сеанс.
Как много создано и сделано
под музыки дешевый гром
из смеси черного и белого
с надеждой, правдой и добром!
Свободу восславляли образы,
сюжет кричал, как человек,
и пробуждались чувства добрые
в жестокий век,
в двадцатый век.
И милость к падшим призывалась,
и осуждался произвол.
Все вместе это называлось,
что просто фильм такой пошел.

«Похожее в прозе на ерунду…»

Похожее в прозе на ерунду
в поэзии иногда
напомнит облачную череду,
плывущую на города.

Похожее в прозе на анекдот,

пройдя сквозь хорей и ямб,
напоминает взорванный дот
в соцветье воронок и ям.

Поэзия, словно разведчик, в тиши

просачивается сквозь прозу.
Наглядный пример: «Как хороши,
Как свежи были розы»[45].

И проза, смирная пахота строк,

сбивается в елочку или лесенку,
и ритм отбивает какой-то срок,
и строфы сползаются в песенку.

И что-то входит, слегка дыша,

и бездыханное оживает:
не то поэзия, не то душа,
если душа бывает.

Физики и лирики