— Да, это время женщин, которых нет на обложках журналов мод, которые были изгнаны средствами массовой информации за то, что у них нет диктаторского образца красоты. — Моника провозгласила это так, как будто бы она была Жанной д’Арк, желавшей освободить женщин от тиранического ига худощавости, навязанного верховенством мира
— Да, это время для пожилых, чтобы они бомбардировали общество высшей оценкой, — сказала профессор Журема с высоты своих более восьмидесяти лет, самая пожилая ученица и одна из самых смелых. Сделав небольшую паузу, она добила выступающих и зрителей своим следующим заявлением: — Вы, молодежь, — бананы, вялые, хрупкие, избалованные, робкие и застенчивые. Вы — могильщики, стерегущие мертвеца. Много говорите и не действуете. — Больше она ничего не сказала и ничего не стала уточнять.
Внезапно она стукнула тростью по голове одного лохматого парня, который жевал жвачку и сказал с сарказмом, обращаясь к ней:
— Высшую оценку за глупость. Старушка обалдела.
Великий педагог сделала несколько невероятных жонглирующих движений своей тростью и процитировала слова, которые она выучила с двумя бродягами:
— Высшую — за опыт. Культура без опыта бесполезна.
Из всех учеников я был единственным, кто не высказался. Ах, я забыл о Фелипе. Разрушитель, хоть и был самым сильным среди нас, не говорил ничего, ибо боялся, что его линчуют. Он чувствовал, что ему нечего сказать после таких нелепых мнений и, хуже того, высказанных там, куда нас не звали. Это была самая близкая команда Учителя. Команда, которая вызывала дрожь, когда выходила на сцену.
Не говоря больше ничего, Продавец Грез вышел, и мы быстро пошли за ним. Слушатели стояли какое-то время, думая обо всем, что они только что услышали. Они переваривали идеи и реакцию на них. У некоторых из них появилась изжога.
Через пару кварталов Учитель отозвал меня в сторону. Он был специалистом указывать на ошибки с глазу на глаз и хвалить при всех, и никогда наоборот. Но один раз он сказал мягко:
— Что тебя беспокоит, Юлий Цезарь?
— Учитель, ваши ученики не понимают вашего философского проекта.
— Они понимают по мере своих способностей. Почему не уважать эту меру?
— Они вас позорят и могут разрушить ваш имидж, могут разрушить проект грез. Из-за них происходит социальное брожение, люди не знают, как дать этому определение, как отличить мудреца от сумасшедшего.
Как отец, поправляющий сына, он тогда сказал мне:
— Я научился быть почитаемым и освистанным, быть любимым и ненавидимым, быть понятым и осужденным. Что бы я вынес, если бы прервал дыхание жизни? Никакая клевета не сможет вырвать у меня и кусочка моего существа, если я этого не позволю.
И, вдохновленный, высказал мне мысль, которую я пережевывал несколько дней подряд:
— Идеи являются семенами, и самая большая услуга, которую можно оказать семени, — это закопать его в землю.
Затем, глубоко вдохнув, он закончил:
— Человек без друзей — это почва без влаги, утро без росы, небо без облаков. Друзья — это не те, которые нам льстят, а те, которые срывают загадочность с нашего героизма и вскрывают нашу слабость. Интеллектуал без друзей — это книга без содержания.
Я вынужден был признать, что у меня были льстецы, но я был человеком без друзей. У меня никогда не было близких друзей, которые могли бы подставить плечо, чтобы я выплакался, или излить свои слезы на моем плече. Мое эго было велико, моя гордыня была огромной, моя заработная плата была маленькой, а солидарность со мной еще меньше. Я был человеком, насыщенным противоречиями.
Некоторые ученики искали во мне руководителя курсовых научных работ или даже магистерских или докторских. Но мы не проникали в наиболее глубокие слои нашей личности. Трое университетских студентов совершали попытку самоубийства на последнем курсе, на котором я читал лекции. У десяти учеников был кризис депрессии. У нескольких десятков студентов произошли психосоматические расстройства. Но я никогда их не постигал. Преподаватель и его ученики находились друг от друга на километровом расстоянии.
Мы не понимали ни формирования мыслей, ни мыслителей. Я был болен, формируя больных личностей для больного общества. Я притворялся, что преподавал, а они притворялись, что учились. И дипломы прилагались к нашей театральной пьесе.
Глава 16
Умные отверженные
Многие молодые люди следовали моде в манере одеваться, разговаривать, вести себя. Они не были независимыми. Быть отличными от группы порождало тоску. У них не было собственного стиля, ими управлял маркетинг, широко распространенный по социальной ткани. Некоторые молодые люди не только следовали моде, но и ненавидели тех, кто не вписывался в рамки близорукого мира их предрассудков. Они ненавидели проституток, гомосексуалистов, попрошаек и представителей прочих меньшинств.