Мне не кажется, что боль — это то, что определяет нас как людей. Но во многом именно она нас объединяет. Нам всем понятно, когда другие люди испытывают боль. Чёрт побери, почти все мы готовы что-то сделать, видя это. Она наш общий враг, хотя на самом деле и не враг. Боль — это учитель, по крайней мере, когда наши тела правильно функционируют. Действительно жёсткий, очень строгий и совершенно справедливый учитель.
Мне не нравилась постоянно пульсирующая боль, исходящая от ожога, нанесённого мне священным Мечом.
Однако меня это очень обнадёживало.
Боль внутри меня была чем-то совсем другим.
Я осторожно отложил её в сторону. Я не стремился похоронить её или заморозить. Я просто поместил это в отдельную комнату в своём разуме и запер дверь.
Позже будет ещё время прочувствовать всё это. Целиком.
Впрочем, я и раньше терял людей. В том-то и дело, что я — сирота. Горе — величина известная. Утрата — это член семьи. Конечно, будет больно. Это может разорвать меня на куски. Пустое место, где была она, на какое-то время сделает меня дрожащей сучкой.
Но всё это потом.
Для начала я собираюсь закончить то, что мы намеревались сделать: защитить город.
Кроме того, пока я делаю это, я обеспечу Мёрф достойным сопровождением к тому, что будет после.
Подоспел Баттерс с моим посохом и передал его мне.
Я кивнул ему. Я не знал, где Рудольф и что с ним сделали Баттерс и Саня. Да и не хотел знать. Рудольф не был моей проблемой. Не мог ей быть. Я нес слишком большую ответственность перед городом, друзьями, моей семьёй.
Ударив концом посоха об асфальт, я поднялся на ноги. Кажется, кто-то пытался по дороге поговорить со мной. Я не слушал. И ни слова не говоря, я вернулся к телу Мёрф.
Она была такой крошечной на самом деле.
Теперь, когда она ушла, тело как будто ещё уменьшилось.
Я взял Мёрф на руки. Она почти ничего не весила.
Прижав её тело к своей груди трепещущей рукой, я быстро пошел через кварталы назад к Миллениум-парку, где Мэб все еще ждала позади своей группы воинов-сидхе — но вместо того, чтобы встречать надвигающуюся угрозу, её ищущий взгляд ожидал когда я выйду из тумана.
Видимого сигнала она не подала, но единорог двинулся, прокладывая себе путь сквозь сидхе, и королева Воздуха и Тьмы выехала ко мне.
Она взглянула на бледное лицо Мёрфи, на мое окровавленное тело и сказала лишь:
— Ты вернулся.
— Да, — сказал я. — Она — истребительница Йотунов. И заслуживает достойного погребения.
— И она получит его, — согласилась Мэб.
Она повернулась и указала пальцем на один из ожидающих отрядов воинов-сидхе. Полдюжины из них, моментально синхронно отделились от строя и направились к нам.
— Проследи, чтобы этого воина уложили там, — сказала она и резким жестом указала головой на Фасолину. — Она разделила с нами наших врагов и заслужила наше уважение, и да будет сие известно каждому моему вассалу, даже в самых отдалённых уголках моего королевства.
Сидхе отсалютовали, прижав кулаки к сердцам, их странные металлические доспехи звякнули, как колокольчики или музыкальные подвески. Один из них подставил длинный узкий щит, а остальные выстроились по обе стороны от него.
Она не была тяжёлой.
Однако я не мог нести её и делать то, что мы планировали.
Я положил её на щит максимально осторожно. И здорово постарался, укладывая её. Блёклые, как-то съежившиеся останки не были Мёрфи. Но они заслуживали большего почтения, большей милости, чем мог предложить я.
Я снова положил руку на её голову. Еще раз коснулся волос.
Затем я сказал:
— Ладно.
Сидхе понесли тело Мёрфи. Я отправился с ними, чтобы убедиться, что они всё сделают правильно.
Они действительно это сделали. Может быть, окровавленный, избитый, злой Зимний Рыцарь, стоящий над ними, вдохновил их. Может быть, это действительно было настоящее уважение. Зимний двор и смерть — дальние родственники. Единственный раз, когда я видел, как Зима добровольно показала что-то похожее на человечность, это когда кто-то погиб.
Возможно, это всё, что они себе оставили.
Моя левая рука пульсировала и горела, когда они положили Мёрфи в гроб, сделанный из ящиков из-под оружия.
Воины сидхе отсалютовали телу и вышли.
И только тогда я заметил, что все они — женщины.
Я смотрел на тело Мёрфи, лежащее на ящиках. Когда б не кровь и не серая кожа, можно было подумать, что она спит.
Только она не спала.
— Мне пора, — тихо произнес я. Я не был уверен, с кем говорю. Полагаю, ее смерть могла оставить какую-то тень, но не в этом дело. Потребуется некоторое время, чтобы тень могла собраться. После того, как я ненадолго принял участие в загробной жизни, она стала для меня еще более запутанной, чем раньше.
— Этниу уже почти здесь. Мэб готова заставить её выступить. Я должен быть там.
Один из ее локонов упал на глаз. Я откинул локон назад. Он тут же снова упал ей на глаз.
Я улыбнулся сквозь слёзы.
Даже мёртвую, я по-прежнему не могу заставить её что-то делать.
Я наклонился и поцеловал её в лоб.
— Я уже сильно скучаю по тебе, — тихо сказал я. — Прощай, Мёрф.
Поднявшись, чтобы уйти, я чуть не налетел на Мэб, стоявшую точно у меня за спиной.