Всё сильнее прогибался русский длинник. Мёртвые воины стояли в тесноте, прикрывая собой живых. С боков клина, между прогнувшимися рядами, к угрожающему месту устремлялись всё новые ратники, карабкаясь по завалам трупов, они нападали на врагов с обеих сторон, били всадников ножами, кулаками, стаскивали с лошадей и душили, потому что даже коротким мечом и топором нельзя стало размахнуться. Ордынцы нажимали, они не могли ни развернуться, ни отступить. Давя друг друга, они хотя бы мёртвыми телами стремились прорвать русский строй. Темучин видел только большое русское знамя и слепящую ферязь ненавистного московского правителя. Он, Темучин, сорвёт знамя Москвы, повяжет арканом дерзкого московита, плетью погонит его на Красный Холм к ногам Мамая. Темучин помнил самоуверенное лицо и непреклонную речь Дмитрия в Коломне, он помнил и свой испуг при виде большой русской рати. Темучин и теперь считал: Мамаю не следовало торопиться с войной - вон уже сколько ордынской крови пролилось! - но коли битва начата, нельзя оглядываться, надо наказать московского щенка, посмевшего скалить зубы на Золотую Орду... Ещё десяток, другой минут, - ещё сотня, другая убитых всадников, - жаль отборную конницу - и клин из двух лучших тысяч тумена вырвется на простор, расколов надвое московскую рать. Тогда Орда затопит Куликово поле, окружая полки врага. Не хапуга Бейбулат, не волк Батар-бек, не выскочка Темир-бек, не кто-либо другой из ханов и мурз принесёт победу Великой Орде. Её принесёт хан Темучин, в жилах которого бьётся кровь прямого потомка Потрясателя вселенной. Орда всё помнит, и с этой его победой она, может, припомнит и то, у кого среди нынешних ханов больше всего прав на её престол...
Темучин посылал в атаку всё новые сотни, он словно раскачивал таран: удар за ударом по живой, прогибающейся стене русского войска.
Темучин делал то, от чего на протяжении веков остерегали своих соплеменников выдающиеся полководцы Орды. Но ничего иного хану Темучину не оставалось.
В острие клина прогнувшийся русский строй истончал до двух рядов. Темучин положил ладонь на рукоять меча, готовый повести в битву свежих воинов, чтобы шире раздвинуть горловину прорыва, и тогда-то под великокняжеским знаменем блеснул меч русского князя. Его витязи немногочисленной дружины разом опустили тяжёлые копья, дружина качнулась, устремилась с высотки, наращивая рысь лошадей. Гигантским крылом орла полыхнуло на ветру чёрное знамя, красное пламя стягов прожгло синь. Хану даже показалось, что он услышал трепет полотнищ. Рослые широкогрудые кони княжеской дружины были одеты спереди кольчатой бронёй, блистающей подобно новому серебру, чернели только отверстия для глаз и ноздрей.
Все четыре сотни, устремившиеся на выручку пехоте, состояли из стариков - железной гвардии московского князя.
Качая копья и горя чешуёй брони, надвигалась княжеская дружина. Не мигая смотрели из-под низких шеломов глаза воинов, привыкшие к виду смерти, встречный ветер расстилал седые бороды по стали нагрудников, кроваво горели круги красных щитов, трепетала белоснежная ферязь князя. Не все русские пешцы, сдерживающие ордынский клин, успели убраться с пути конной дружины, но было ли на свете хоть одно великое дело, когда смертная нужда спасти тысячи жизней, вырвать победу, не заставляла жертвовать единицами и десятками своих братьев и товарищей! Они гибли без стенаний под копытами броненосных русских всадников - те русские пешцы, простые люди из московского, владимирского и суздальского ополчения, которые здесь стояли и до последнего мгновения жизни сдерживали таран, не давая ему проложить дорогу для бессчётных масс степной конницы. Мелькнули знакомые князю Бренку лица воинов, чья стойкость была спасением большого полка, но он не мог, не имел права остановить дружину...
До предела скученные сотни врагов дрогнули от встречного удара. Опрокидываясь на спину, заржали лошади, треск ломающихся копий и лязг столкнувшегося железа покрыли человеческие вопли. Качнувшиеся ряды степняков послали назад волну новой смертной давки, и те из всадников, кто уцелел в ней, бросая лошадей, пытались выбраться из свалки. На глазах Темучина произошло невероятное: конный клин, вбитый в русский строй немыслимым усилием его отборных тысяч, полез обратно, на выходе из горловины прорыва рассыпаясь в труху. Хан заслонил лицо рукой. Разве он не знал, что так происходит, когда таран налетает на встречный таран, более тяжкий и крепкий! У каждого войска своя тактика. И разве Мамай и его военачальники не знали тактику степной конницы? Разве её не знал Бегич? Так почему вновь, как и на Воже, конница Орды превращается в простой таран? Не уж то Аллах лишил ума владык Орды? Или это сделал кто-то другой, - может, тот, что блистает золотой бронёй и белоснежной, в кровавых пятнах ферязью под орлиным крылом русского знамени?..