К началу общего наступления второго вала Орды почти вся конница полка оказалась втянутой в круговерть сечи, которую Дмитрий видел издалека. Князь Ярославский пытался сохранить фланг, упирающийся в опушку Зелёной Дубравы: всё новые отряды противника, преодолевая Смолку, вовлекали в сражение те сотни, которые Василий Ярославский бросал сюда. Степняки шли с равномерностью морских волн, казалось, их сила - безбрежна, как океан, а конная сила полка разве могла равняться с океаном! Фёдор Моложский прислал несколько сотен из своей дружины, стоящей на стыке большого полка и полка левой руки, - спасибо ему! - но и эти сотни втянулись в битву, и Моложский уже рубился, отбрасывая врага на своём участке. Растянуть пешцев Ярославский не мог, они редели на глазах, им приходилось не легче - можно судить по тому, как мечется по их рядам на своей длинноногой лошади воевода Мозырь, как визжат атакующие их враги, пешие и конные.
"Морская волна" действовала неутомимо, и настал момент, когда, спасая положение, Ярославский повёл в сечу последний свежий отряд - свою личную дружину из сильнейших витязей. Либо он отбросит противника, либо полк погибнет.
Широкоплечий, в золотом шишаке, доставшемся по наследству от Александра Невского, в шёлковой голубой ферязи, сшитой руками возлюбленной, князь Василий был величествен и красив. И страшен той яростью, что возбудило в нём методичное, изматывающее душу давление врага. Далеко над полем разнёсся его голос, и воины воспрянули, злее и чаще засверкали их мечи, круговерть всадников начала смещаться к Смолке, в сторону Орды. Рассеянные русские сотни, увязнувшие в битве, стали сбиваться, образуя неровные лавы, и эти лавы тянулись на блеск золотого шелома, на голубое пламя княжеской ферязи. Враги, ощутив нарастающий отпор, тоже сбивались, стараясь отступить организованно для нового удара. Казалось, раздёрганный фланг полка вот-вот восстановится, когда один из бояр, рубившихся рядом с князем, закричал:
-Государь! Новая беда!..
Тучи серой конницы двигались на полк, затопив берега Смолки и всю степь до Красного Холма. Князь Василий сдержал своего рыжего, в белых чулках иноходца, оставив удирающего мурзу с его свитой, опустив иззубренный меч, тяжело дыша, оглядывал вражью силу. Сотни, в которых оставалось по три-четыре десятка всадников, смыкались за ним в одну боевую лаву.
-Вот он, девятый ордынский вал, - сказал кто-то из бояр.
В глазах князя прошло голубое печальное облако. Может, увиделась ему смуглая рука с яхонтом на мизинце, подающая голубую ферязь, теперь порванную, забрызганную тёмным вином смертного пира. Он снял шелом, оглянулся, увидел поле, усеянное телами, а вместо могучих тысяч - опустошённые сотни измученных воинов на измученных конях, сомкнувшиеся в отряд, который не закрывал и трети пространства между пешей ратью и опушкой Зелёной Дубравы.
Враги, по существу, уже пробили здесь брешь, и в эту брешь устремлялись теперь их новые лавы. Ярославский видел и пешцев полка. Их строй уменьшился, как и конный, но всё ещё щерился топорами, червенел щитами. Там, над рядами пешцев, с непокрытой головой носился маленький всадник на огромной лошади, и его белые кудри казались светящимся облачком, какие окружают головы святых. Отброшенные сотни Орды кружили невдалеке, поджидая свои главные силы. Князь Василий поскакал ближе к пешцам, поднял окровавленный меч.
-Братья! Настал час нашей великой славы, ибо нет славы выше, чем смерть за Р
одину! Будем биться, как велели нам матери, жёны и наши дети, как приказал наш государь! И пусть враг пройдёт по нашим мёртвым телам - по его телам здесь пройдёт наша победа!Хриплым кличем ответили воины своему князю, заглушив нарастающий вой врагов. Старый воевода Мозырь подскакал к Ярославскому.
-Спасибо, княже, за слово надежды - верим тебе! Веди свою дружину, а мы, пешая рать, постоим до последнего, - и, смахнув слезу с морщинистой щеки, умчался к середине пешего строя.
Князь Ярославский блеснул мечом, и его конная лава покатилась навстречу врагу. Встречным ударом он ещё надеялся немного задержать войско Орды, нанести ему возможно больший урон, без чего стоящая на месте поределая пехота полка могла быть сметена ...
Гонец, примчавшийся на Красный Холм от хана Темучина, сообщил Мамаю: осталось немного, и большое русское знамя падёт. У Мамая задёргалось веко, гонец добавил: на поле, где разбит русский передовой полк, найдено шесть убитых в богатой, украшенной золотом одежде, - видимо, князья.
-За Темир-бека - достаточно, - бросил Мамай.
-Ты забыл Герцога...
-Татарских мурз убито немало... Пропал также хан Бейбулат.
-Мурз? Каких? Я не привык считать князьями раззолочённых болванов с именитой родословной, которые не имеют своих туменов! - Мамай обжёг мурзу взглядом, не сулящим добра. - Вы ещё беков причислите к ордынским ханам!..
Он отвернулся, ничего не сказав гонцу - его бесило большое русское знамя, реющее над полками Дмитрия.