Поле Куликово (СИ)

Дружинники теснее сомкнулись вокруг Дмитрия - уже посыпались стрелы, стуча в щиты и брони. Дмитрий извлёк меч в пятнах засохшей крови, плашмя положил на конскую гриву. Копыто вопросительно глянул на Тупика: не увести ли, мол, князя силой - пусть потом рубит головы? Васька качнул головой - бесполезно и пытаться. Да и прав теперь государь: все приказы, почитай, отданы, осталось - рубить. И по рядам ратников катился говор: "Государь - впереди", - потому, может, и самые молодые в поределом русском войске так бестрепетно следили за приближением силы Орды. Тупик вздрогнул: впереди на поле среди убитых врагов и своих, разбросав руки, лицом к небу лежал Таршила. Казалось бы, Васькино сердце должно было закаменеть от вида смертей, от бессчётных дорогих потерь, но его омыла такая горечь, что стоном прорвалась сквозь стиснутые зубы. Обернулся, ища лагерь у Непрядвы, но лишь поднятые копья и секиры качались перед ним. "Будь счастлива, касатка моя! А нам, видно, приспело последнее счастье..."

С протяжным "ура!" конная дружина Фёдора Моложского выплеснулась навстречу Орде из узкого пространства, разделяющего пешие ряды полков. Вдали, в углу, образованном речкой Смолкой и опушкой Зелёной Дубравы, последние дружинники Василия Ярославского смешались с серыми всадниками, и тогда пешие ратники полка левой руки, уцелевшие после всех атак врага, тоже двинулись вперёд. Три зыбких ряда светлых кольчуг и рубашек шли, качая тяжёлые копья, затупившиеся о железо и вражеские кости, шли, перешагивая через тела убитых, скользя по кровавой траве, шли, словно этот бросок мог уравнять их в силе со всей массой конницы, заполнившей степь от Смолки до Красного Холма.

Дмитрий не увидел последнего столкновения ратников полка левой руки с противником, потому что рядом с ним всё пришло в движение, пешцы подались вперёд. И он со своей стражей оказался ограждённым копьями и щитами, живыми телами тех "чёрных" мужиков, которые именовали его своей надёжей и защитой, но в действительности сами защищали государя от домашних крамольников в дни смут и от чужеземных врагов на полях битв.

В который уж раз вздыбились гривастые степные кони над копьями русской пехоты, опрокидываясь со всадниками, давя живых и мёртвых, но задние ряды конных сотен Батар-бека, опытных, закалённых войнами и учениями, не убавили бега, видя зыбкость опустошённого строя русов, и захлёстывали всё новые его ряды. Да и нельзя было поворачивать - в спину давили переброшенные сюда отряды из центра и с левого крыла войска Орды, главным образом отборные тысячи, сохранённые темниками до решающего момента битвы. Вот уж передние дружинники великого князя скрестили мечи с неприятелем и стали похожи на пловцов, бьющихся в бурной струе, которая уносит их от берега. Дмитрий послал гнедого вперёд, но ещё раньше подались навстречу опасности Копыто, Семён и Шурка, их мечи разорвали серый поток, вражеских всадников проносило мимо напором сзади. Они мелькали по сторонам, визжа и воя от злобы - ни один не мог достать мечом блистающего доспехами князя. Сеча кипела вокруг, а Дмитрию пока и оружием взмахнуть не пришлось - впереди те трое, справа - рослый и плечистый Гришка, слева - "заговорённый" от смерти Васька Тупик. Чёрный ордынец с необъятной шириной плеч надвинулся на Ивана Копыто, взметнулся его широкий меч, Дмитрию показалось - он услышал, как враг ухнул, и, сверкнув, его меч с кистью улетел в свалку. Запомнились изумлённо выпученные глаза на широком плоском лице да поперёк открывшейся груди - пёстрая перевязь, какими награждают первых богатуров на больших состязаниях Орды, - а Копыто крестил уже юркого, гибкого всадника, тот ужом вертелся в седле, пока не распался надвое от плеча до пояса. Следующий, не в силах отвернуть в давке от рыжебородого рубаки, прыгнул с седла, нырнул под чью-то лошадь. Но рядом с Иваном вскрикнул Шурка, поражённый копьём в грудь, и Копыто качнулся к нему с конём, подхватил и отбросил отяжелевшего Шурку назад, к своим, где его приняли новые руки. И два хвостатых копья ударили в бок рыжей лошади сакмагона, мелькнуло искажённое, с оскаленными зубами лицо Ивана, когда он, исчезая в свалке, не переставал рубить встречных. Семёна отбросило, серая масса хлынула на князя. Он опустил меч на голову врага, притиснутого к нему боком. Потом возникали и исчезали новые лошадиные морды, плоские лица, похожие на одинаковые необожжённые кирпичи, которые кто-то швырял и швырял в князя, обозлённый испорченной закладкой печи, и Дмитрий отражал, раскалывая этот сырой товарец булатом своего меча. Снова выдвинулись Гришка, Тупик и Семён, с боков держались другие стражи, и Дмитрий, лишённый работы, разгневался, готовый поломать заслон, как враги отхлынули. Казалось, посреди буйного течения кто-то опустил волнорез, и за ним оказался московский князь со своими дружинниками. Не успел опомниться - впереди полыхнули алые халаты, и десяток ордынских богатырей, закованных в сталь, на рослых грудастых лошадях выметнулся из серого потока. Тонкий металлический голос покрыл топот и человеческие крики: