Поле Куликово (СИ)

-Да какая там тайна, государь! Был я полоняником в закатных странах, многое повидал. Сгинул бы на чужбине, да один добрый болгарин выкупил, а после отпустил в Тану. А уж оттуда купцы-фряги меня отослали вестником в здешний торговый дом.

-Сослужил им службишку?

-Как сказать, государь? Было велено - и передал, штоб, значит, они почесть оказали Дмитрию Ивановичу за его победу над Мамаем. Ещё другое наказывали - то не по мне. Вот и нанялся к пушкарям. Да не ведаю, приняли фряги наказ консула Таны аль нет. Грамотку-то ихнюю у меня отняли на порубежье...

Пронька делал Вавиле страшные глаза: чего мелешь, дурак, кто за язык тянет?

-Стой! - Воевода наморщил лоб. - Грамотка, говоришь? Да ты не тот ли шатун, коего Ванька Бодец под замок засадил?

-Было, государь. - Вавила глянул на воеводу и опустил глаза, сообразив: за ним тянется розыск в Москве. Пронька даже застонал от досады: доболтался! Теперь прощайся с таким-то работником!

-Как же ты здесь оказался? - Воевода продолжал хмурить высокий лоб под горностаевой шапкой.

-Не мог я, государь, стерпеть неправды - за чужую вину хотел боярин меня охолопить. А заступников где искать? Волостель - и суд, и расправа. Ну, выбрал я ночку потемнее, буран посердитее, да и ушёл.

Пушкари, замерев, ждали приговора. Им уже было ясно, что князь, главный воевода, мирволить беглому холопу не станет. Докажи-ка без свидетелей, что волостель был неправ! Но Боброк, отмякнув лицом, проворчал:

-У него, вишь, заступников нет! Девицу-то свою забыл?

-Анюта?! Где ж она, государь?

-Почём я знаю? То зимой ещё было. Она жила в доме сотского Васьки Тупика, при его жёнке сенной девкой... Видал я твою грамотку у князя Владимира - Ванька Бодец её и привёз. Но фряги-то, экие змеи хитрющие! Ведь посылали к ним спросить: не являлся ли человек из Таны? Так божились, будто никаких вестников не было. А государю поднесли панцирь с золотой насечкой.

-Слава Те, Господи! - Вавила перекрестился. - Да они ж меня за свово приняли, а своих людишек фряги берегут в тайне.

-Знаем. Но о том - после. Давай-ка, шатун, добавь ещё с полгорсти зелья в пушку да набей железные жеребья. И откатите её шагов на тридцать. Всяко обстрелять надо сию громыхалку, потом уж решим, сколько их делать.

Пушкари бросились исполнять приказ воеводы. Пронька толкнул Вавилу в бок:

-Твоё счастье - на Боброка попал. Ну, брат, теперь тебе - прямой путь в оружейную сотню. Да корма поставят, куны станешь получать. А поручительство дам хоть нынче.

Откатывая пушку, Вавила услышал, как воевода позвал одного из дружинников:

-Каримка! Сбегай в детинец, на двор князя Владимира. Сыщи там сотского Никифора, у него гостит Ванька Бодец. Бражничают, небось, сукины дети, пользуясь отъездом князя. Как соберутся да начнут вспоминать - непременно подай им братину с мёдом. Вели Ваньке сей же час быть ко мне. А хмелем зашибло, такты не смотри, што боярин: за шиворот - и в реку, полощи, покуда не отрезвеет. С пьяной-то рожей он мне - не надобен. Да не утопи, идол чугунный!

Приземистый, квадратный воин закивал головой, его скуластое лицо расплылось в улыбке.

-Сполним, бачка-осудар! Кароший люди, зачем топить? Живой будит, чистый будит Ванька.

Воин свистнул, одна из лошадей, что паслись на лугу, подняла голову, рысью подбежала к хозяину. Каримка взлетел в седло, гикнул и галопом помчался к низководному мосту, перекинутому через реку пониже Кремля.

-Вот змей! - ругнулся Афонька. - До смерти может напугать, чистый ордынец.

-Этот "ордынец" в Куликовской сече из свалки мурзу Мамая живым уволок, и нукеры не отбили. За того мурзу, говорят, тыщу рублёв выкупа отвалили.

-Эка загнул! С тыщей он, небось, богатым гостем сидел бы в лавке, а не мотался кметом в седле.

-Кому - поп с крестом, а кому - чёрт с хвостом. Того мурзу он своему воеводе подарил, за то и взят в дружину.

-Мало ли нынче татар на княжеской службе?

-Так оне при татарских князьях и состоят, а этот при государе...

Работая у пушки, Вавила размышлял о том, что сулит ему встреча с боярином-обидчиком?

Меняя заряды, палили железом, свинцом, каменными ядрами. Боброк становился всё задумчивее. Было уже очевидно, что новая пушка превосходит меткостью самую лучшую баллисту, не говоря о катапультах. К тому же ни баллиста, ни катапульта, ни порок не могли стрелять металлической сечкой, поражая сразу множество целей. Воевода хмурился от мысли, что лет через пятьдесят огнебойное оружие может превратить войны в сплошное смертоубийство, перед которым побледнеют все нынешние битвы, даже Куликовская сеча, свидетелем которой он был. Прежние машины войны служили только слабым подспорьем мощи человеческих рук, эти же пугали Боброка: он предугадывал, что на страде смерти они со временем превратят ум и руки людей в свой придаток. Заряди, наведи, запали - и пушка совершит дело разрушения и убийства, совершит так же, как это делает стихия. Вот почему и Боброку-Волынскому не по душе огнебойное оружие. Но прав - старшина: жить надо.

-Слушай-ка, Вавила, ты и такие пушки в закатных странах видел? - спросил воевода.