Поле Куликово (СИ)

На другой день от устья Неглинки отошли три ладьи. Молодые гребцы с песней дружно ударили вёслами, и суда понеслись вниз по вздувшейся от паводка реке. В носу первой ладьи, закутанный в серый плащ из плотной, отталкивающей воду ткани, стоял рослый темнобородый человек. Рядом - такой же рослый, чуть по суше, с косым шрамом на щеке топорщил подстриженные усы, с удовольствием оглядывая простор реки. Его синие глаза, отражая блеск солнечных струй, казались бирюзовыми. Кормчим у рулевого весла на груде сетей восседал Адам-сукониик. Рядом к борту прислонены лёгкий самострел и пятизубая острога. Знаток нерестовых путей вёл рыбацкий караван к речке Серебрянке, бегущей из Медвежьих озёр, куда по весне заходит лучшая рыба. С замыкающего струга озирал открывающиеся дали Андрейка Рублёв. Впервые в жизни покидал он Москву в пору вешнего разлива, и теперь преобразившаяся земля поражала его своим видом. Москва, затопившая пойменные луга, казалась ему широкой Волгой, о которой мальчишка был лишь наслышан. Вековечную тайну хранили леса по её берегам, и каждая деревушка на взгорке, окружённом водой, стала царством на острове Буяне. От восторга томилась душа Андрейки, всё вокруг было волшебным: и сверкающая зеленоватая гладь с шапками пены, и вывернутые с корнями деревья, даже вороны, путешествующие на их ветвях, стаи гусей и уток, взрывающие плёсы брызгами и шумом крыл, гоготом, кряканьем и свистом, станицы журавлей в небе, гребцы, в лад ударяющие вёслами под песню, и две фигуры в сером и коричневом плащах на переднем струге, чёткие на зеркальном полотне реки и побережных сосняков да вербников. Плыть бы так бесконечно - пусть не кончается свобода, полуденный простор воды, полей и лесов, песня молодых, добрых людей, отправляющихся на мирное дело. Сердце Андрейки готово было разорваться от желания остановить, удержать мгновение жизни, чтобы оно повторялось снова и снова. Не заметил, как в руке оказался уголёк - он собирал плотные угольки и завёл для них кошель, который носил на поясе. Андрейка стал рисовать на окрашенной палубе носового отсека, куда дружинники прятали оружие. Очнулся, когда старший на струге тронул его за плечо:

-Ты почто это пачкаешь ладью?

Андрейка попытался рукавом смазать рисунок, но дружинник остановил:

-Неча зипунишко марать - тряпицу возьми.

Отстранясь, он ахнул:

-Мать честна! Да ты... - От изумления старый дружинник лишился речи. Андрейка, перепуганный, схватил тряпку для мытья палубы.

-Я счас сотру.

-Я те сотру! Эй, Иван! - кликнул он старшину княжеских рыбаков. - Ты глянь-ко, Иван, чего отрок изобразил!

От кормы подошёл белобородый десятский из дворских слуг.

-Баловство это и грех - мирское рисовать. Коли тебе, отроче, дар от Бога - Богу и вернуть надобно: святое пиши, славь Господа и Его ангелов.

-Рази тут не мир Божий? - возразил дружинник. - Ты глянь: как живое - и река будто бежит, и лес стоит, и наши струги плывут, и гребцы поют. Государь-то до чего - похож! И Дмитрий Михалыч - вот он, рядом. А тут кто на последнем-то струге? Ах, язви тя в душу - да то ж, никак, мы с тобой, дед Иван!

-Вот я и говорю: грех это - нас, недостойных, изображать. Божеское надобно.

-А я - счас, я не успел...

С той стороны, где на рисунке должно быть солнце, под угольком отрока проглянул лик ангела. Ещё несколько линий, и над караваном воспарил ангел с оливковой ветвью в руке.

Старый десятский перекрестился.

-Стал быть, шлёт Господь благословение нашему государю в его благих делах? Да и нам грешным?

-Истинно, дядя Иван.

-Ну, ин ладно. - Старый рыбак поцеловал мальчишку в светлый вихор. - Храни, отроче, свой дар, послужи нашему Господу Спасителю. Рисунок не стирай, государю покажу.

Андрейка потупился и покраснел, чувствуя себя грешником. Когда рисовал, ни разу не вспомнил о Всевышнем и, если бы не старый рыбак, намалевал, наверное, вместо ангела солнышко или стаю пролётных журавушек.

Под вечер вошли в устье Серебрянки, двинулись против течения, и гребцы скоро устали. Князь велел приваливать к берегу. Открылся залив, образованный половодьем на месте низины, двигались между берёзками, осинами и дубками, стоящими по пояс в воде, приткнулись к косогору, покрытому соснами. Их стволы уносили кроны под самое небо. Рядом, в распадке, ещё прели сугробы в грязных коростах. Струги привязали к деревьям, одни дружинники пошли точить берёзовый сок, другие собирали сушняк и ставили шатры, резали лапник для ночных подстилок, рыбацкая ватага Адама разбирала сети и нероты. Адам взял намётку и пригласил князя с воеводой к недалёкому ручью, куда должна уже войти рыба. Дмитрий и Боброк с закинутыми на плечи самострелами пошли вдоль берега за Адамом. У крайнего струга, привязанного к вербе, осыпанной пушистыми почками, Дмитрий остановился.

-Это што - такое?

Андрейка, разбиравший сети на берегу, замер. Подошёл десятский и объяснил:

-Отрок изобразил наш караван.

В тени деревьев при вечереющем свете рисунок словно бы обрёл глубину, фигуры стали отчётливее. Дмитрий запустил пятерню в бороду, долго молчал, потом глянул на Боброка.