Поле Куликово (СИ)

-Тебе б, Микола, в князья надо - то-то щедрый государь будет у нас. Однако, ты покуда - не князь, даже не атаман, а я не от всякого примаю пожалование.

-Ты што! Вместе заслужили.

-Заслужили мы разное, Микола. Я государю - не ослушник. Коли не жалко, две деньги возьму в долг - с добычи верну.

-С добычи?

-А ты как думал? Войско - не монастырь. Да и монахи свою добычу ловят. Пойдём-ка в товары. Велено брони получить, а то разберут - достанется ржа.

К смотру построились перед полуднем. Не было на поле воина в пеньковом тигиляе или простом зипуне: кольчуги, панцири, дощатые доспехи - сплошная сталь. Даже на ополченцах. Копейщики через одного вооружены новыми алебардами, соединяющими секиру и пику, стрелки в большинстве заменили луки самострелами со стальной пружиной. Дмитрий приказал выдавать лучшее из своих запасов, беречь оружие не имело смысла - враг мог нагрянуть уже завтра. В повозках нашлось бы снаряжения ещё на десятитысячную рать, но ставить в строй некого, даже из московских волостей не все служилые люди явились. Где-то в пути Дмитрий Ольгердович с переславцами, дружины дмитровцев, суздальцев, юрьевцев и владимирцев. Ждали также ратников из Можайска. Успеют ли?

Сопровождаемый боярами, Дмитрий объехал шеститысячный сводный полк. Нигде не задержался, никого не спрашивал - это войско не нуждалось в строгом досмотре и зажигательных речах. Его можно сейчас же вести в бой.

-Худо, - сказал Боброку-Волынскому, закончив объезд. - С десятью такими тысячами я бы встретил хана в поле, но с шестью выходить нельзя.

-У Дмитрия Ольгердовича со всеми-то наберётся тысячи три-четыре.

-Ему держать Акхозю, а у того - тумен.

Ещё накануне, подсчитывая вероятное число своих ратников, Боброк пришёл к единственному решению, но сейчас боялся сказать его. Сказал Донской:

-Надо собрать двадцать тысяч, а это - месяц. Да, месяц Москве быть в осаде.

-Тогда я высылаю гонца к Дмитрию Ольгердовичу - штоб не спешил в Москву?

-И не мешкая! Оставь Уду командовать лагерем. Завтра утром выступаем на Переславль. От ополченцев послать конных в помощь пастухам - для отгона скота за войском...

На памяти москвитян, кажется, то был первый будний день, когда молчали молотки медников, кузнецов и серебряников, топоры плотников, пилы и тёсла столяров и бочаров, не стучали станки ткачей и не жужжали круги гончаров. Князь со стражей, возвращаясь в Кремль, повстречал в посаде первые возки беженцев, потревоженных ночным пожаром и дымами в небе. Люди расступались перед государем, кланялись, провожая его взорами надежды. Дмитрий скакал в середине отряда, надвинув на глаза горностаевую шапку. Что скажут, что подумают эти люди, узнав об его уходе с дружиной? Только он, великий князь Дмитрий Донской, может собрать большое войско в столь тяжёлое время, остановить хана, свалившегося как снег на голову. А в Москве собирать поздно...

Перед закатом начался последний совет в Кремле. Решение Дмитрия уйти для сбора ратей в Переславль, может и дальше, посеяло тишину в думной. Каждый гадал, кого великий князь оставит воеводой в столице, и одни лелеяли честолюбивую надежду, других мучил страх. Противиться воле Донского было опасно.

Тишину в думной взорвало появление князя Владимира. С его дорожным корзно, казалось, в залу залетел ветер, пахнущий дымом и кровью.

-Прости, государь, я - прямо с седла. - Возбуждённое лицо Серпуховского и голос казались весёлыми, никто бы не сказал, что больше суток он не слезал с коня.

-Мы все тут - с седла. - Голос Дмитрия выдал его радость. Оживлённый говорок прошёл среди бояр. До этой минуты у многих было ощущение, будто от Москвы оторвана с кровью какая-то важная часть. И чего ведь не передумали про себя! Может, Храбрый - пленён или убит ордынцами? Или напуган ханом и почёл за благо укрыться в дальних волостях, а то и в Литве, куда загодя отправил жену с сыном? А может, как иные, лелеет тайную мысль воцариться на великокняжеском столе после того, как хан уничтожит Донского?

-Садись рядом, княже, да рассказывай!

-Государь! Вчера утром войско хана было в сорока верстах от Серпухова, нынче, наверное, стоит на пепелище. Я поднял народ и велел уходить на Можай и Волок. Город и деревни - сжечь. Небось, видели зарево?

-Прости, Господи, неразумие Твоих рабов, в лютости и гордыне не ведающих, чего творят.

Владимир повернулся к Киприану, голос скорготнул железом:

-Ты, отче, хотел, штоб я на постой позвал врага?

-Сядь же, Володимер, не ссориться созвал я вас - думать, как удержать Орду.

-Уж хватит думать, государь! Мы всё думаем, а хан идёт. Немедля надо выступать навстречу. Я дорогой поле приглядел, не хуже Куликова!

-С кем выступать? Против тридцати ханских тысяч у нас и семи нет. А с восхода идёт Акхозя с туменом. Уже решено: Москва сядет в осаду и притянет войско хана. Я же в ночь ухожу в Переславль. Там соберём силы и ударим хана.

Владимир оглянулся, встретил взгляд Боброка-Волыпского и сказал:

-Оставь меня в Москве, государь.