Поле Куликово (СИ)

Едва вспыхнули огни, по зубцам и заборолам застучали ордынские стрелы, русские лучники ответили через бойницы. Зашипели шереширы, напоминая падающие хвостатые звёзды. По стене передали приказ князя пушкарям: разрушать огнём вражеские возграды. Вавила бегал по стене, помогая своим направить тюфяки в подползающий таран, однако ядра отскакивали от боковых щитов, раня лишь отдельных ордынцев. Первым выстрелом из великой пушки убило двух лошадей, другие начали обрывать упряжь, однако движение тарана приостановилось ненадолго. Успели сделать второй выстрел, зарядив свинцовым ядром, оно пронизало передний щит, вызвав крики искалеченных, но полозья машины снова двинулись под напором множества рук и плеч, и таран вошёл в мёртвое пространство. Стрелять через направленные вниз бойницы тюфяки и пушки не были приспособлены. Когда забивали в ствол заряд, в башню ворвалась горящая стрела и вонзилась в деревянную полку, на которой стояли мешочки с зельем. Стрела вспыхнула вся, затмив огоньки сальных свечей, у Вавилы шевельнулись на голове волосы, он кинулся к полке, обжигая руки, обломил пылающее древко, стал топтать. Вдруг вскрикнул кто-то, Вавила обернулся и увидел сына-приёмыша. Расширенными в сумраке глазами он смотрел на оперённую чёрную стрелу, торчащую под его левой ключицей.

-Ванятка, сынка! - Вавила упал на колени, схватил и почувствовал в руках хрупкость ребячьего тела. - Господи, откуда - ты? Кто пустил? - Тело ребёнка слабело в его руках, глаза закатились, и голова упала на грудь. - Господи, за что? С матерью-то што будет?

Кто-то наклонился, подавая холстяную полосу, Вавила почувствовал, как мокрое и горячее бежит ему на руку, поддерживающую спину сынишки: стрела прошла насквозь. Он отломил оперение и вынул стрелу за остренькую головку, по ходу её движения - так, как это надо делать, - потом стал бинтовать бесчувственного ребёнка, повторяя:

-Кто пустил?

-Рази теперь уследишь за имя? - Голос старого ополченца заглушился грохотом пушки - Беско с помощниками продолжал своё дело. Держа сына на руках, Вавила шагнул к выходу и спохватился:

-Свечи задуть! Одну оставьте, угловую...

Не иначе какой-то вражина пристрелялся к освещённой бойнице горящими стрелами, и теперь каждый миг следовало ждать смертоносную гостью.

В башне наступил дымный сумрак. Вавила окликнул младшего из помощников и передал ему сына:

-Живо - в Чудов!

-Ты б сам, дядя Вавила, уж мы тут...

-Кому говорю?! Беско, Ефим, давайте горшки с зельем - метать пойдём.

Под башней во рву ворочалось громоздкое и тяжкое, оттуда сквозь разноголосицу боя неслись ордынские команды. Стоя на прясле за каменным зубцом, Вавила от факела поджигал фитили зелейных бомб и метал вниз, но то ли глиняные сосуды раскалывались о черепаху тарана, то ли скатывались в воду и фитили гасли - взрывов не было.

Уже шевелящиеся серые тучи степняков проглядывали на сгоревшем посаде - второй грозный рассвет прорезался над Кремлём. Под покровом ночи Орде удалось придвинуть тараны ко всем трём воротам, уже и катапульты, ограждённые щитами, стояли за рвом, возле них легко одетые люди разгружали с телег камни, сосуды со смолой и земляным маслом. По ним стреляли лучники, время от времени стегали сечкой и ядрами тюфяки, но вместо побитой являлась новая прислуга.

Поднявшиеся наверх воротники во главе с Гришкой Бычарой принимали на стене дымящийся бочонок, поддетый на крюк журавля. Пахло смолой и подгорелым салом - видно, в бочке, только что снятой с огня, смешали живицу с топлёным жиром. Вавила предпочёл бы греческий огонь, но и смола с жиром - тоже не худо. Какой-то носатый человек в бараньей шапке суетился вокруг бочки, хватаясь за её край одетыми в холст руками.

-Дура! Своих обольёшь! - крикнул Вавила и тот отскочил. Прежде носатого не было среди воротников, но где-то Вавила встречал его. Видно, взяли помощником. В Кремле теперь, считай, все лица - знакомы.

-Тащи длинный черпак, неча таращиться! - Ухватив толстую железную дужку бочонка, крикнул в башню. - Беско! А ну, пужани татарву со всех стволов, пока мы им купель подносим.