Поле Куликово (СИ)

Ратники, метавшие вниз камни, отпрянули, Вавила, заслоняясь бочонком, шагнул на край стены между зубцами. Одна за другой две стрелы скребнули железо, толкнуло в плечо. В двух локтях от его ног в стену упирались толстые жерди с суковатыми поперечинами. По лестнице, прикрывая головы и спины круглыми щитами, по двое в ряд ползли вверх квадратные люди в серых кожах. Из-под щита глянуло смуглое, искажённое страхом и злобой лицо, сверкнули оскаленные зубы, ордынец закричал, и Вавиле послышалось рычание. В смоляном дыму он уловил запах зверя. Эти люди шли убивать людей, и он стоял здесь, чтобы убивать их. Что же такое случилось, если разумные существа, пастухи, с которыми он два года назад беседовал у ночного костра в Диком Поле, уступавшие ему возле огня лучшее место, старавшиеся угостить лучшим куском баранины, - эти пастухи превратились в зверей и его сделали зверем?..

-Бочку не кидай! - Вавила опрокинул бочонок, успев увидеть, как чёрная завеса хлынула на щиты и спины, отскочил и присел, размахивая обожжёнными руками, бочонок со звоном катился по стене.

-Ага, не нравится, крысюги! - кричал молодой ополченец, швыряя вниз камни. Кто-то выдернул стрелу, засевшую в кольчуге.

-Ух, здоров - ты, пушкарь!

Вавила, тюфяк порвало, што делать?

-Берите сулицы, камни! Стоять - драться!

Тянуло глянуть на дело собственных рук. Подняв брошенный щит, он приблизился к проёму между зубцами. Лестница в потёках смолы, люди с неё исчезли, внизу беснуётся серая толпа. За рвом полыхают багровые дымные костры, мечутся горящие воины. Приказ воеводы Остея исполнялся - машины непрерывно метали в гущу врагов горшки и бочонки огненной смеси. Рёв осаждающих усилился, заглушив бубны и трубы, даже выстрелы тюфяков кажутся хлопками, и только визги падающих с лестниц, вопли пронзённых копьями и заживо сгорающих в греческом огне прорезают крик штурмующих. Война сидела в душе Вавилы острой болью от смертельной раны десятилетнего сынишки, и до того был отвратен её лик, залитый кровью и грязью, покрытый струпьями и язвами ожогов, воняющий мертвечиной, что он даже не мог её ненавидеть. Он не понимал этих людей, несущих войну на своих мечах и копьях. Они позволяли гнать себя на стены, где их убивают, палят и обваривают, и они прут на убой только ради того, чтобы потом перебирать чужие окровавленные тряпки, стаскивать перстни с отрубленных пальцев и доспехи с окостеневших мертвецов, считать монеты в чужих кошельках, накидывать путы на женщин и детей. Но даже всё это у них отберут, оставив каждому мизерную часть, не покрывающую и сотой доли того ужаса, который они сейчас переживают. А те негодяи, что вызвали войну, кому и перепадёт львиная доля военной добычи - ханы, мурзы и торгаши, находятся на расстоянии, недоступном ни одной стреле или пушечному ядру.

Нет, люди на войне - хуже зверей. Те хоть поодиночке дерутся за свои охотничьи угодья и почти никогда не доводят дело до смертоубийства: даже сильнейший, вторгнувшись в чужие владения, уважает права старого хозяина и обычно отступает, исполнив ритуал ответных угроз, необходимый для соблюдения достоинства.

...Стрелы стучали в щит, Вавила словно не замечал их. Шагах в тридцати слева, вблизи стрельницы, из которой время от времени извергал клубы дыма короткорылый тюфяк, нападающие установили сдвоенную лестницу. По трое в ряд по ней лезли воины в железных бронях. Их сомкнутые щиты образовали движущуюся черепаху, с которой скатывались пудовые камни. Бойцы там, видно, специально подобраны из богатуров Орды. Даже кипящая смола, пролившись на черепаху, не остановила её движения. Может, хан бросил сюда своих личных нукеров, а это - такие звери, что и в пекло полезут по слову владыки.

Схватив рогатину, Вавила кинулся к опасному месту, на ходу крикнул ополченцам, принимавшим очередной бочонок смолы, чтобы тащили за ним следом. Пушкари придвигали заряженный тюфяк к стрельнице, готовясь выпалить, Вавила издали закричал:

-Стой, не пали!

Лица пушкарей обратились к подбегающему. Он ухватил тюфяк за колоду, оторвал от бойницы, сунул дымящийся витень в руки оглохшему от стрельбы Проньке, поволок тюфяк по стене к снятому заборолу, где несколько ополченцев, подскакивая к проёму, бросали вниз камни и шарахались от стрел за зубцы. Суетливость ратников выдавала их малоопытность, а также отсутствие сильной руки и твёрдой воли десятского начальника. Вот ещё почему враг здесь забрался так высоко. Кузнечане сейчас несли самые большие потери, их всё время пополняли ратники запасных сотен. Вавила развернул тюфяк, направляя жерло в проём между зубцами. Успеть бы!.. Пронька и какой-то незнакомый парень помогали ему, и всё же пушкари не успели. Ополченцы прянули в стороны, и в проёме возникли квадратные щиты в смоляных потёках, сверкнули синеватые кривые лезвия, леденящий душу визг покрылся рёвом:

-Хурра-гх!..